Примерно к моему пятнадцатилетию все изменилось. У меня появились новые «приятели». Стивен Хёрст и его шайка. Шпана, в рядах которой неуклюжему, замкнутому ребенку вроде меня делать явно было нечего.
Вероятно, Хёрст просто принял мою необщительность за крутость. Или увидел во мне мальчишку, которым было легко манипулировать. Какой бы ни была причина, мысль о том, что я стал частью его банды, приводила меня в состояние полного щенячьего восторга. До этого меня никогда не тяготило мое одиночество. Но ощущение того, что тебя принимают за своего, может опьянить подростка, который даже ни разу не был на вечеринке.
Мы шатались по деревне и делали то, что обычно и делают компании подростков: сквернословили, курили и пили. Мы рисовали граффити на ограде детской площадки и наматывали веревки качелей на перекладины. Мы забрасывали яйцами дома учителей, которые нам не нравились, и резали шины автомобилей тех из них, кого по-настоящему ненавидели. И мы издевались над другими детьми. Мучили тех, кто был слабее нас. Детей, которые были во всем похожими на меня, о чем я старался не думать.
Внезапно проводить время со своей восьмилетней сестрой для меня стало совершенно не круто. Я начал ее страшно стесняться. Когда Энни просилась со мной в магазин, я отказывал ей под различными предлогами или просто уходил, пока она меня не видела. Если я был со своей новой шайкой на улице, то отворачивался, когда она мне махала рукой.
Я старался не замечать боли в ее глазах и то, как она понуро опускала голову. Взамен я начал уделять ей вдвое больше времени дома. Однако она понимала, что этим я как бы компенсирую свою вину перед ней. Дети не дураки. Но она позволяла мне это делать, и это заставляло меня чувствовать себя еще хуже.
Абсурдность таких отношений заключалась в том, что, оглядываясь назад, я понимаю: проводя время с Энни, я был счастливее, чем когда проводил его с другими. Казаться крутым и быть крутым – это две совершенно разные вещи. Хотел бы я иметь возможность сказать это себе пятнадцатилетнему, как и хренову кучу других важных вещей: что девчонкам на самом деле не нравятся спокойные парни, что замораживать мочку уха для того, чтобы проколоть ее, – плохая идея, что «Тандербёрд» – это некачественное вино и его явно не стоит пить перед свадебным банкетом.
Однако больше всего я хотел бы сказать своей сестре, что люблю ее. Больше всего на свете. Она была моей лучшей подругой, человеком, с которым я по-настоящему мог быть самим собой, единственной, с кем я мог смеяться до слез.
Но у меня нет такой возможности. Когда моей сестре было восемь, она исчезла. Тогда я думал, что это была худшая вещь, которая только могла случиться на свете.