– Мам, – остановила я, улыбаясь, – очевидно, что ты сразу раскусила, какой он гад. Но давай просто не будем больше поднимать эту тему? Времени и без того мало, расскажи лучше, как ты?..
В последнюю ночь перед сдачей проектов мы с Даниловым и вовсе не спали, задремав под утро на пару часов. Будильник ворвался в мятежные картинки, сновавшие в моем воспаленном мозгу, заставив вскочить и раненым зверем забегать по гостиной.
– Данилов! Никита… Вставай!
Он кивнул, пробурчал что-то и устроился поудобнее, сползая головой с подлокотника дивана ниже.
Я хотела разбудить его немедленно, но, приблизившись и наклонившись, замерла. Под глазами Никиты залегли темные круги, между бровей появилась вертикальная полоска-морщинка, а руки крепко сжимали бумажку, случайно прихваченную им перед сном. До чего мы себя довели? В особенности он… Когда я засыпала, Никита не будил, стараясь взвалить на себя большую часть работы. Даже мой личный проект помогал делать, набрасывая идеи и поправляя скелет.
Не знаю, что со мной случилось, но в какой-то момент рука сама потянулась вперед и убрала прядь волос с высокого лба, едва-едва тронув кожу. И сердце замерло. Затем, подождав вместе со мной пару секунд, длиной в вечность, тихонько забилось снова, набираясь смелости. Мои пальцы тоже осмелели… Я, почти не касаясь его, провела по виску, к скулам, и уставилась на губы. Красивые, четко очерченные, чуть полноватые.
До боли захотелось почувствовать вновь, каковы они… Нас разделяло совсем небольшое расстояние, а Никита крепко спал и не мог пошутить над моим странным желанием. И я, прикрыв глаза, осторожно, едва дыша, поцеловала его.
Губы встретились с губами лишь на чуть-чуть, а после трусость взяла надо мной верх. Я распахнула глаза, отшатнулась, вздохнула глубоко и сбежала на кухню, чтобы сварить нам обоим крепкий-крепкий кофе.
“Господи! – думала я про себя. – Что я вытворяю?!”
Щеки еще горели, а на губах против воли расцвела улыбка, когда Данилов прошлепал босиком рядышком и хрипло сообщил:
– Пахнет чудесно, я пришел на запах. Угостишь, Никс?
Я кивнула и, старательно не глядя в его сторону, сняла турку с плиты. В квартире была электрическая кофеварка, но мне нравилось действовать по старинке.
Еще какое-то время я стеснялась и чувствовала себя неловко, постоянно ожидая, что вот сейчас Никита начнет шутить по поводу моего утреннего поведения. Но, слава всем святым, он спал! И совсем ничего не мог знать.
Вскоре я перестала бояться смотреть в его глаза, полные искорок-смешинок, и снова смогла говорить о проделанной работе, обсуждая тонкости и нюансы будущей защиты.