— Можно, Павел, — сказал Пинскер. Он прошелся по кухне, и от его ушей потянуло ветерком, как от лопастей вентилятора. — Так вот ты какой — севегный олень?! Наслышан… поздгавляю!
Иван заинтересованно следил за колоритной парочкой. На реплику доктора он скромно махнул рукой, пробормотав «ерунда».
— До сих пог, — сказал Пинскер, — мы с вами не совпадали сменами, Иван, что пгивело вас сегодня?
Иван заметил, что, во — первых, Пинскер старается употреблять поменьше слов с буквой ЭР, а во — вторых, не особенно переживает по поводу своей картавости.
— У меня движок задымил, — объяснил Иван, — попросил шоферов разобраться.
— Какая у вас машина? — осведомился доктор.
— «Жигули» — четверка.
— Советский автопром создает конструктор «сделай сам», или маслосъемные колпачки или зажигание, — вмешался Линдер. — Все делается для того, чтобы владелец мог получать удовольствие от ремонта своего ведра с болтами. Как было в СССР? Купил машину, учись ремонтировать! Или найди себе «дядю Васю» в гараже за поллитру.
— Саша, вы с ума сошли? За такие гечи вас в СССГ в кутузку бы отпгавили!
— А чего ж вы не смылись, Песах Израилевич? — зло отозвался Линдер. — когда еще был СССР, сейчас стали бы знаменитым правозащитником, жертвой кровавого сталинского, нет брежневского режима! А теперь поздно. Кому мы там нужны? Правда ведь, Брежнев был тиран красно — коричневый?
— У меня тут все пгедки похогонены, Саша, вы же знаете. И, действительно, кому я там нужен? В официанты не хочу, а вгачом мне там габотать не дадут. Вы чайник поставили? А пго Бгежнева не говогите, не было ничего кговагого. Вы должны помнить!
— Конечно, поставил! Суки, выхлебали кипяток, а подумать о людях ни у кого не шевельнется совесть. Помню я брежневский режим! Как людей не выпускали в землю обетованную! Попил кровушки иудейской проклятый коммуняка! Валерию Ильиничну посадил, гад!
— Совесть нынче не гентабельна, Саша, вы же сами говогили. Она дохода не пгиносит, одни убытки. А Новодвогскую не поминайте всуе. Больная она на всю голову.
— А то, что мы вместе работаем? Коллегиальность уже не учитывается? — Линдер вынес из холодильника два пакета: — Вот ваше кошерное, а вот мое — трефное. Питайтесь!
Пинскер тщательно отмерял ложкой порции чая и сахара в кружки себе и Линдеру. Он пальцем подравнял горку заварки, и сыпанул Линдеру, себе всыпал ложку с верхом.
— Песах Израилевич! — Линдеру, кажется, доставляло удовольствие так обращаться к доктору, — не жидитесь, мне четыре ложки сахара!
Иван пытался понять, все интермедия персонально для него, или эта пара иудеев постоянно так общается? Он не заметил, когда в кухне появился доктор Оболенский. Иван увидел, что тот уже сидит в углу, выковыривает изюм и отламывает от плюшки «Московской с маком» полосочки и отправляет в рот.