Ну, разумеется, послышалось. Обычное дело. Нервы, что же с вами делать?.. Неужели он сходит с ума? Да что удивляться, он же не железный. Любой на его месте был бы подвержен этой опасности.
Парень уже собирался навьючить на себя тяжелую поклажу и продолжить путь, но в тот самый момент, когда ему с горем пополам удалось взять себя в руки, его окликнули снова, гораздо громче:
— Саша, слышишь?
Сердце парня сжал стальной обруч. Еще немного, и грудь лопнет, разорвется на куски, как граната. Или, как гранат брызнет красным соком во все стороны.
Наконец, выдох прорвался наружу сдавленным воплем:
— А-а!
Собственный вскрик показался ему неестественным, как реплика актера в старинной оперетке. Но ничего другого он не мог из себя исторгнуть. Тяжелее всего быть естественным, когда сталкиваешься со сверхъестественными вещами. Там, где должен был стоять тот, кто говорил, не было даже деревьев. Ровная поляна без единой кочки и снег, не нарушенный человеческими следами.
Не понимая до конца, что же он делает, парень начал мелко креститься, шепча слова давно позабытой молитвы, сохранившиеся в подкорке. Это действие было инстинктивным — никакой благодати он не ощущал. Только ужас без пяти минут утопленника, который хватается за любую соломинку.
«Отче наш, иже еси на небесех… — вот все, что он мог противопоставить неведомому ужасу. — Да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя…»
В этот момент Александр еще горше пожалел о поступке, который совершил в самые первые минуты после катастрофы. Тогда он сорвал с себя нательный крестик и зашвырнул его в придорожную канаву, сопроводив этот жест проклятьем: «Гребаный старый садист! Я от тебя другого и не ждал». Это было первым побуждением и шло из глубины души.
Теперь тот поступок представлялся ему выходкой капризного ребенка, который не хочет идти в садик. Глупо и слишком театрально. Маленький кусочек серебра, якобы несущий в себе частицу Божественной благодати, ни при чем. Да и Бог, если он есть, тоже. Не Бог нажал на кнопку и не дьявол. Это мы. Единственной ошибкой Всевышнего было то, что Он дал нам свободу воли, явно переоценив нас.
— Саша, — прозвучало в третий раз у него за спиной. — Саша…
«Разве ты не хочешь поговорить со мной?» — казалось, хотела сказать темнота.
В прошлый раз говорящий находился метрах в десяти позади, теперь же он был совсем близко. На расстоянии прыжка.
Александра схватил за горло страх, какого он еще не чувствовал. Сердце переместилось в пятки, легкие стали тяжелыми как гири и ухнули вслед за ним, а желудок, наоборот, подскочил, подарив уже привычную дурноту. Мозг отреагировал последним, с запозданием в несколько секунд. Он откликнулся безумным воплем внутри черепной коробки: «Погибаю!»