– А ты чем занимаешься? – спросил он, подливая мне в бокал очередную порцию вина.
– Сейчас, можно сказать, сижу дома. Отец не отпускает на показы, а в мире моды для того, чтобы о тебе помнили, необходимо постоянно мелькать. Да и не простило мне агентство срыв последней фотосессии. Им пришлось спешно искать девочку с моими параметрами на замену. В общем, я будущая домохозяйка, – призналась, пытаясь скрыть грусть за улыбкой.
– А учеба?
– Не окончила. Только три курса. Я была вынуждена забрать документы, – пожала я плечами.
– Что? Мелькание по подиумам голой задницей было важнее? – усмехнулся Кирилл, который все это время нагло подслушивал нашу беседу.
– Простите, но я не с вами разговариваю, – огрызнулась я, улыбаясь шире.
– Конечно-конечно, продолжайте, – важно кивнул этот засранец, отсалютовав мне бокалом.
– Я, пожалуй, схожу за десертом, – поднялась я с места, желая скрыться от этого человека как можно дальше.
Я злилась. Неимоверно злилась на Кирилла и на всю ситуацию в целом. Какого черта он вообще сюда приперся? Зачем он здесь сидит? Чего ждет?
Нет, я понимаю их отца – он что-то обсуждает с моим родителем, но Кириллу-то здесь что нужно?
Пальцы сжимались в кулаки от бессильной ярости. Если я сейчас подойду к отцу и расскажу ему, что это тот самый Кирилл, он мне ни за что не поверит. Более того, наверняка скажет, что я тронулась умом, но меня радовало только то, что мой жених – это Леша. Пыталась успокоить себя, проговаривая словно мантру: «Все это скоро закончится». Просто нужно лишь немного потерпеть, а потом из моей жизни пропадут и отец, и Кирилл, и этот ненавистный город. За свободу я готова заплатить и не такую цену.
На столе стояло широкое блюдо с нежнейшим десертом, который так сильно любил отец. Дамские пальчики – воздушные вытянутые палочки из теста в обилии крема и черного шоколада. Несмотря на то, что я сладкоежка, десерт этот не любила. У меня он всегда ассоциировался с папиным хорошим настроением, а значит, с новыми проблемами для меня.
– Думаешь, с какой стороны лучше подлить яду? – раздалось за моей спиной, а я неконтролируемо вздрогнула, проклиная себя за несдержанность.
– Чего ты хочешь? – голос мой звучал отстраненно, тогда как сердце, проклятое сердце нервно ударялось о грудную клетку.
– Может быть, испортить тебе жизнь? – чужое дыхание опалило открытую шею, а его руки скользнули под пиджак, обжигая живот прикосновением.
Отец ведь даже переодеться мне не дал. Пришлось сидеть за столом в утреннем наряде, под которым даже белья не имелось, не то что рубашки.