Он ждал от меня удивления, но я только кивнул. В том, что Разрушители в игру пока не вступили, я и не сомневался.
— Теперь она — автономный модуль, частично мотивированный общим вектором энергии Созидания, — продолжал Брик, постепенно приводя в порядок дыхание. — Но вектор неизбежно меняет направленность под действием гормонов, личности носителя, окружающей действительности. Здесь ведь нет чистоты эксперимента, как мы все привыкли. Здесь… — Тут он обернулся по сторонам и пожал плечами: — Помойки и лабиринты, в которых волей-неволей приходится искать дорогу.
Он опять уводил меня куда-то в сторону, причем, делал это неуклюже и суетно.
— Что им нужно от Юли?
Брик замолчал, закусил нижнюю губу.
— Вначале ты сказал, что Исследователи дали добро на ее уничтожение, а сами решили остаться в стороне. Теперь выясняется, что они ищут ее лично. Зачем? Каков план? И не вздумай врать.
— Я не собираюсь врать! — В крике послышалась неподдельная обида. — Я думаю, как лучше объяснить тебе сложившуюся ситуацию. Это непросто. Ты можешь не понять…
— А ты попробуй. Я все-таки институт закончил, не самый тупой.
— Ну да, куда до тебя мне…
Я подавил желание ударить Брика еще раз. Конечно, он меня раздражал, но если начинать колотить всех, кто тебя раздражает, то очень быстро можно встать на узкую дорожку, ведущую в нехорошее место.
— Ладно, — решился Брик. — Давай так. Я покажу тебе метафору, покажу то, чего на самом деле не было в таком виде, но все заложенные в эту метафору смыслы будут истинными.
— Я понял слово «истинными». Давай ближе к его смыслу.
Брик резко вскинул голову, и я увидел в его глазах синее свечение, которое так напугало Тихонова.
— Доверься, — прошептал Брик. — Открой разум и шагни навстречу. Я не причиню вреда.
Это было странное ощущение. В памяти всплыла детская сказка о колдовском сапфире, который точно так же утаскивал души людей в какие-то свои бесконечные измерения. И сейчас мне казалось, будто весь я, покидая тело, проваливаюсь в бездонную синеву.
Я стою посреди огромного зала, погруженного во тьму. Мне кажется, что это зал, но я не могу быть уверен даже в том, что под ногами — пол, не говоря уже о стенах и потолке. Просто тьма. Передо мной пляшет синее пламя. За ним стоят безликие фигуры в серых плащах с капюшонами.
— Я делаю то, что должен делать, — произношу я, окидывая взглядом эти фигуры. — В чем меня обвиняют?
Понимаю, что говорит он, Принц, просто он позволил мне побыть им, понять его, почувствовать.
Ответ звучит со всех сторон одновременно. Хочется заткнуть уши, но я понимаю, что не ушами слышу этот голос, один и тот же, доносящийся от каждой фигуры: