Сходил в ванную, потом — в кухню. Жанна сидела за столом, ожидая меня. Взгляд встревоженный, никакими сухарями, конечно, и не пахло.
— Ну так что? — спросила она. — Кто-то разместил в интернете трогательный сайт про то, что ты умираешь от рака?
— Можно сказать и так. — Я сел напротив, потрогал кружку с кофе. — Брик.
— Та-а-ак… А по фамилии ты его теперь называешь, потому что…
— Потому что фамилия Брик созвучна слову «Принц». — Я посмотрел на недоверчивое, озадаченное лицо Жанны и пояснил: — Он вернулся.
Мы с Жанной мало говорили о тех школьных событиях. Она читала повесть, которую я написал, но я так никогда и не спрашивал, верит ли она тому, что там написано. Боялся услышать скепсис. Теперь же сомнения рассеялись. Жанна закрыла глаза рукой и тихо произнесла:
— Твою мать.
Телефон зазвонил сразу после завтрака. Я внутренне напрягся, ожидая услышать следователя или сотрудника банка. Но на экране высветилось: «Инна Валерьевна». Что ж, не многим лучше: вряд ли директор школы будет звонить, чтобы поинтересоваться, как у меня дела.
— Здравствуйте, Инна Валерьевна!
В трубке несколько секунд — тишина. Я поднес телефон к глазам, чтобы убедиться, что звонок не сброшен.
— Алло?
— Д, — стукнуло мне в ухо.
— Инна Валерьевна? С вами все хорошо?
Жанна, составлявшая посуду в раковину, повернулась и посмотрела на меня.
Я слышал дыхание. Инна Валерьевна как будто собиралась с силами.
— Д. М. Д… Дмитрий. Владимирович, — произнесла она, наконец. Пьяная, что ли?
— Внимательно вас слушаю.
— Д. Да, — согласилась трубка, и тут Инна Валерьевна словно проснулась: — Ой, Дима, я не смогу быть завтра на Последнем звонке. У меня муж умер.
Пока я лихорадочно искал слова соболезнования, которые не казались бы дурацкими, Инна Валерьевна добавила:
— И голова болит. Сильно-сильно.
— Соболезную. — Я решил не углубляться в лабиринты красноречия. — Нужна какая-то помощь?
— Да! — Я непроизвольно отдернул телефон от уха, потому что Инна Валерьевна кричала. Но крик тут же сменился бормотанием: — Так неудобно просить, но что я могу поделать, ведь праздник есть праздник, а Софья Николаевна одна не справится, вы не могли бы ей помочь, она не справится с публичным выступлением, и на вас вся надежда…
Я слушал этот поток не меньше минуты, и сердце колотилось все быстрее. Инна Валерьевна никогда раньше так не говорила. Она произносила слова веско, четко, ровным голосом, даже при телефонном разговоре будто глядя на тебя сверху вниз.
— Диван, — оборвала директриса сама себя.
— Простите?
— Диван. Секунду. Я переложу на диван, он будет впитывать.