— Знаю, — холодно подтвердил Бенкс. — Ну и что же? Здесь не комиссия борцов сопротивления и не антифашистский комитет. — Он искоса взглянул на Каррини.
Итальянец метнулся к двери и растворил ее. На пороге появилась фигура мужчины, почти дряхлого старика, опиравшегося на две палки, совершенно седого. Глаза его лихорадочно горели.
— Вот, полюбуйтесь, — указал на него Бенкс. — Это Роберт Хабер, тот самый, которого вы хотели убить. Не ваша заслуга, что он случайно остался в живых.
— Я никогда не видел этого человека! Не видел и не знаю.
— Ах ты, подлый негодяй! — Налитые кровью глаза Хабера начали выкатываться. — Ты убивал сотни людей, разве можно запомнить всех? Но я-то запомнил! — Брызгая слюной, он с трудом проковылял два-три шага вперед. — Подлец, изверг, чудовище! Ну, теперь я с тобой рассчитаюсь! — Хабер, размахивая одним из костылей, как дубинкой, двинулся было к Имре, но Каррини перехватил его и вывел вон.
Имре вернулся к своему креслу и сел.
Бенкс пристально за ним наблюдал.
— Признаюсь, впечатляет, — кивнул головой Имре, сделав небольшую паузу. — Сцена великолепная, ничего не скажешь. И часто вы выпускаете этого артиста?
Форстер знал наизусть козырные карты и приемы своего шефа, и хотя ни на минуту не сомневался в исходе поединка этих двух людей, но даже он невольно отдал должное противнику, которому удалось — пусть временно — взять верх над самоуверенным Бенксом.
— Как вы догадались? — озадаченно спросил хозяин шпионского гнезда.
— Я не догадался. Я просто взял вас на пушку. — Имре в упор посмотрел Бенксу в глаза. — Чистый блеф. Учусь у вас!
Бенкс был человеком без эмоций, беспощадный и холодный, как механизм, работающий по заданной программе, но, когда он сталкивался с настоящими людьми, а не с наемниками и всякой мразью, готовыми лизать ему пятки, он умел отдавать им должное.
— Вы серьезный противник. Тем лучше, мы приобретем достойного союзника.
Имре не ответил, и он продолжал:
— Однако вы не можете отрицать, что этот Хабер неплохой актер, а перед судом он сыграет еще более убедительно. — Бенкс попробовал улыбнуться. — Вы, конечно, отдаете себе отчет в том, что подобный процесс означал бы крах вашей карьеры и, что еще важнее, потерю доверия к вам как к коммунисту. Я подчеркиваю это, потому что, по моим сведениям, вас не столько волнует место под солнцем, сколько вопросы чести, преданность идеалам, не так ли?
На улыбку Имре ответил улыбкой.
— Признайтесь, вы сами не верите в этот фарс с судебным процессом. Те из ваших людей, с которыми мне пришлось встречаться до сих пор, не более как мыльные пузыри, отыгранные карты, если хотите. Полутрупы, от которых за версту разит агентурной гнилью.