Тео растерянно завертелся на пятках, как отвёртка ввинчиваясь в пласт мелкого дождя. Изморось оседала на лице. Спины вокруг были одинаковыми, серыми и безликими. Интуитивно он пошёл вниз по улице, отдаляясь от станции метро. Скорее всего, Анацеа не вернётся туда, где уже была. Это если верить его логике. Но других логик Тео не знал.
Удивительно, но смутные домыслы оказались верны. Тео увидел маячущую впереди голубую фигурку с оранжевым низом близ разъезда. Фигурка тащилась медленно, опасливо, будто боясь, что её унесёт ветер. Серые спины сторонились её, обходя за несколько метров, словно она оградила себя непроницаемой стеной. Кто знает, может, так оно и было?
И по закону подлости глупые ноги тащили её к воздушно-наземной трассе с оживлённым движением. Мимо подземного перехода. Мимо покрытого прозрачным капюшоном входа на навесной торговый мост, что обвивал свободным концом, как лианой, башню гостинично-ресторанного комплекса. Мимо зазывающего холла дома-посадки, в тёмных глубинах которого стукались друг о друга разводные двери. Безумная неслась на пики, игнорируя обходные пути.
Ну, что ж. Раз её лохматая голова полна суицидальных задумок, значит, стоит свыкнуться с мыслью, что эта женская особь диссоциировала. Глубоко и безнадёжно. Тео с пренебрежением фыркнул: как раньше он не заметил?! И почему настойчиво игнорировал все проявления неадекватности со стороны той, что называет себя странным двойным именем Анацеа Бессамори?
Стоит, пожалуй, отвезти новую знакомую в лечебницу, чтобы ей помогли вернуться к нормальной жизни. Но это – потом.
А сейчас Анацеа приближалась к опасной разделительной линии, что кричала желтизной на безликом холсте города. К черте, за которой полыхала дождливым блеском полоса асфальта, промятая шинами наземок. Там миникап мог пронестись так низко над землёй, что голова несчастного, ненароком попавшего на опасную территорию, разлетелась бы под бампером. И водитель не понёс бы наказания. Ибо в опасную зону намеренно проникали лишь самоубийцы, да диссоциировавшие. Ступая за черту, каждый совершеннолетний горожанин неофициально соглашался, что он и только он виновен в собственной гибели.
Тео напрягся и рванул сквозь толпу. Чужие тела смыкались друг с другом, как деревья в чаще лесопарковой зоны, заслоняя обзор. Но глаза ни на миг не выпускали пёструю фигуру, поделённую пополам отстрочкой осенней куртки. Она словно прорывалась сквозь чужие спины: маяком на скале, манящей финишной чертой. Столь же яркая, как линия раздела двух зон.
Нет, Тео не чувствовал ужаса или решимости, когда ноги сами собой несли его сквозь толпу. Он вообще ничего не ощущал. Разве что, мысли, неуклюже копошась и свиваясь в гадючьи клубки, не поспевали за телом.