Сегодня бункеры полуразрушены. А те, что побольше — потаенное место молодежи для развлечений гиперсексуального возраста. Грязновато, но уединенно.
В юности место не имеет значения. Имеет место другое.
Я вздохнул, вспомнив молодость. Но выдохнул и стал жить дальше. От бункера к бункеру.
Увидев, что я снимаю, скрепер остановился из него вышел тракторист. Ничего особенного для меня, но, кто его знает? Страна незнакомая…
— Вот, несколько кадров делаю. Турист. Не мешаю? — показал жестами. Албанцы очень дружелюбны и открыты к общению. Но языков пока не знают.
— Мешаешь, — кивнул головой тракторист.
— Ну я немного еще похожу? Хорошо?
Нет, — он закрутил башкой вправо и влево. Так мы с ним переговаривались пару минут.
Он улыбался. Но все время был против.
И тут до меня дошло. У них, здесь «да» — это как везде головой показывают «нет» и наоборот. Везде — кроме Македонии и Болгарии. Так и оказалось. Только привыкнуть трудно.
Пока говорили подъехала дорожная полиция и я решил, что поразденут, себе на радость. Или поиздеваются. Как это бывает в некоторых странах. Тем более, что моя машине немного стояла и на асфальте. А не совсем на обочине. Но полицейский с жезлом встал у нее, рядом, и показывал проезжающим, пусть и редким, машинам, чтоб ехали аккуратнее и объезжали. И я их зауважал. Взаимно.
А мы с трактористом покурили. Что-то поспрашивали ни о чем. Ничего не поняли, но понравились друг другу. Попрощались тепло — и разъехались.
Может потому Албания в свое время и отделилась от всего мира, что ни она, ни ее не понимали.
«Да — нет» — базовые понятия любого общения. От личного — до межгосударственного. Главное хотеть общаться. И искренне. Тогда и любой бункер сгодится.
Флоренция. Золотой мост. Лавка сувениров. Значки. Медали…
— Мне, пожалуйста, вот этот бюстик Муссолини, — показываю.
— Хотите побольше? — подсовывает продавец.
— Этого достаточно, — отвечаю и, понизив голос, спрашиваю. — Может, у вас есть Сталин или Гитлер?
— Вы что? — возмущается продавец. — Они же фашисты…
Все, почти все, звали его Анатолий Иванович. А я, когда вокруг не было никого, Толик. Мы учились вместе, в юности. И нередко сидели в одной кампании или вдвоем, за бутылкой вина, почти до утра. Я читал свои стихи. А Толик читал книги о писателях и поэтах. И говорил о них, о стихах и разные истории из их жизни. Своей-то еще не было.
— Здорово! Какой ты молодец! — восхищался я. И не только. Это много позже мне стало понятно, что читал он не слишком много и, поскольку память не засорял, то помнил много деталей, эпизодов и фраз. Потом еще одну какую-нибудь прочтет и сыплет, сыплет.