В ушах долго звенел собственный голос, в нем кричала тоска, вопило отчаяние, алкала жажда молодой жизни.
«Мой голос — мой хлеб. Он всегда помогал мне жить, помогал любить», — подумала Алтан Гэрэл, и ею овладело желание петь вольготно степные бурятские песни.
Петь страстно, весело, звонко, играя всеми мелодиями своего грудного теплого голоса, чувствуя в себе особый дар божественных элементов, юное святое бесстрашие, жажду женщины-бунтаря!
Со дна души рассказать кому-то о вековечном своем одиночестве, о столетней женской тоске, о цистерне пролитой крови и слез — будь проклят этот чуждый женщине мир!
Невозможным казалось ей, что она, позабыв о всех своих муках, когда-то, в далеком счастливом будущем, какому-то древнему старцу будет ворчливо шамкать беззубым ртом в его тугое ухо ласковые старушечьи слова, ощущая рядом его угасающее теплое дыхание, как благодать.
Неужели в том далеком раю ею пролитая цистерна крови обесцветится, теряя со временем болевые муки, и жизнь, и молодость покажутся голубыми бабьими му-таниями?
Я тем живей, чем длительней в огне;
Как ветер и дрова огонь питают,
Так лучше мне, чем злей меня терзают,
И тем милей, чем гибельнее мне…—
будто чужой деревянный голос произнес ее любимые строки Микеланджело.
— Любую боль, коварство, напасть, гнев
Осилим мы, вооружась любовью… —
ее голос осекся.
Алтан Гэрэл подумала о том, что она катастрофически стареет, что старость, как перпетуум-мобиле, неуловимо иссушает ее плоть и дух.
Она достала из гардероба свое черное платье с украшением, — черный цвет всегда одухотворял ее трагическую бледность и высокий морщинистый, не женский лоб. Босая в зеркале, Алтан Гэрэл стояла в длинном черном платье и обреченно разглядывала тлеющее украшение.
«Да, поистине род человеческий с искрящимся визгом был рассечен на мужской и женский. Этот визжальный визг вечным родовым гимном будет звучать до конца наших дней», — думала Алтан Гэрэл.
«Неужто на Земле не стало больше мужчин, неужто никому они не нужны, кроме как для кратчайшего соития, чтобы как-нибудь продолжить печальный человеческий род, слепоглухонемо скачущий в беге с препятствиями с таинственным неведомым кодом в Никуда?» — вопрошала босая.
Алтан Гэрэл казалось, что она одна осталась в живых из всех великих женщин на Земле, и необходимо было во что бы то ни стало выжить, чтобы продолжить свой древний, божий, великий женский род!
Услышь, гуманоид далеких миров,
Песни и визги женщин Земли!
Я в бездне миров блуждаю одна —
Опору на миг — себя — подари!
Меня не прельщает рутина соитий,
Бездной любви на миг озари!