Мама, родная, понимаю, что несчастному сыну желаешь только добра и счастья, но почему вы сразу решили, что соглашусь без раздумий и сомнений сойтись со Стеллою, простить все ее бурные похождения? А ведь неизвестно, чем она дышит сейчас?
Дорогая мама и Стелла, вы обе прекрасно знаете мой строптивый характер, мою безмерную ревность, которую невозможно подавить ничем, разве что оскопить? За что я должен преклоняться перед Стеллою? Да что мне терять, кроме своих ржавых цепей? Но я хочу жить и потому готов простить все разнообразные похождения своего бывшего «сояремника», сбросившего шершавый хомут с нежной шеи в серо-буро-малиновых засосах. Гозов простить с единственным условием, что этого никогда более не повторится в жизни и чтобы она жила только у тебя, мама, только у одной тебя, чтобы не было лишних базаров по селу, а ведь святую женщину трудно оклеветать, а узнать я все равно узнаю по любому каналу, и страшно будет, если она после новых измен надумает приехать ко мне на свиданку. Если она не уверена в себе, пусть не боится, не стыдится и напишет мне искренне, честно всю исповедь своего сердца. А то, что вы ждете от меня согласия-совета о том, чтобы она приехала в Чикшино или Печору, — об этом не может быть речи, я на это никогда не соглашусь. Зачем сеять пустые зерна по земле? Как я ждал ее на свиданку еще раз, когда сидел рядом с нею, в Харьковской тюрьме, которая по сравнению с северными настоящий рай! И как жутко смертельно я задыхался в раю Харьковской тюрьмы и тайно надеялся и ждал Петровну, как свою законную жену и мать моих детей. Она, разбросав детей по бабушкам, развязав руки, предалась одним наслажденьям до тех пор, пока не принудили лечь с заразою в больницу. А кому я изменял? Я не изменял ни Стелле Петровне, ни Алисе Алексеевне, ни самому себе… и погряз по уши в разврате, что пришлось вырваться оттуда в тюрьму! Могу ли после всего этого легкомысленно верить женщинам? Дождется ли Стелла этого письма? Спрашиваю самого себя: что же буду делать, когда подойдет выход на поселение?
Здесь на поселении в основном живут холостяки, разведенные, брошенные, никому не нужные, частенько пьют, дерутся, хулиганят. А женатых, к которым вернулись жены, отправляют в какой-нибудь поселок на место жительства. Многие после освобождения так и остаются жить на Севере. Ведь Север не только суров морозами и мошкарою, но богат зверьем, птицами, рыбою, ягодами, грибами. Есть где работать и зарабатывать деньги на лоне природы. Случается, что бывшие зэки зарабатывают деньги и покупают машины. Вот я и думал, когда доживу до поселения, а до него осталось два года, я возьму развод со Стеллою и распишусь с какою-нибудь женщиной, которая меня поймет и простит, чтобы — не дай бог! — вернуться в зону.