Погубленные жизни (Гюней) - страница 31

Говорят, на земле Маласчи даже камень превращается в золото. Но кто ничего не нажил, тот прозябал в нужде, ходил в лохмотьях, разутый, хотя трудился на этой богом благословенной земле в поте лица, от зари до зари гнул спину, пока не хлынет горлом кровь.

Богатеи жили припеваючи. Захотят — отправятся в Адану, а то и в Стамбул, откупят бар-ресторан с восточной музыкой и пируют. На все были готовы, только бы молва пошла: «Аданцы пожаловали». Резались в карты, распутничали, с жиру бесились, а бедняки гибли от нищеты, от болезней, не в силах вынести тяжкой доли.

Хозяева так втянулись в разгульную жизнь, что только и думали о женщинах да кутежах. Где им было интересоваться судьбой бедняков, они забросили даже собственные дома и дела. Но вот настал день, когда они лишились части своих земель, а потом потеряли их полностью. В двери стучались кредиторы. Особняки, сады, фаэтоны, лошади — все пошло с молотка. Земли Маласчи поделили между собой помещики из близлежащих деревень. И крестьянам пришлось уходить. Они разбрелись кто куда. Но каждый унес с собой предание о Маласче, песню о Маласче.

С того дня Маласча заросла чертополохом, густой травой, цветами. Где прежде пели соловьи, теперь кричат совы. На этой земле все растет само и само засыхает. Страшно там, глухомань да безлюдье.

Есть в Маласче святая могила. Каждую весну к той могиле сходятся крестьяне со всей округи, приносят в жертву петухов, жгут свечи и просят святого помочь им. Заодно собирают плоды мальвы, головки полевого мака… И так каждый год, это уже вошло в обычай.

А в последнее время там стали возделывать поля, сажать сады, засевать пустоши. Вроде бы жизнь потихоньку возвращается в Маласчу. Да только… боятся люди, что вдруг придут ее прежние хозяева. А богачи — они во все времена одинаковы.

— Вот как все было, сынок, — сказал Длинный Махмуд. — Вот тебе и весь сказ о Маласче.

Махмуд сидел с сыном в тени, под навесом. Мальчик долго оставался под впечатлением услышанного.

— Отец, а что стало с теми богатыми ага?

— Ушли они, сынок. Далеко-далеко ушли.

— А совы?

— А совы, сынок, так и остались в Маласче. Сидят себе и таращат глаза, да все в нашу сторону, на нашу деревню. Когда-нибудь, сынок, они и сюда прилетят. Тогда здесь тоже ничего не останется. Одни совы будут хозяйничать и гукать: гу-ук! гу-уук! Сколько раз сова гукнет, столько людей и помрет. Все вымрут. Все, кто отважится здесь остаться.

Мальчик испуганно смотрел на отца широко открытыми глазами.

— И мы помрем, отец?

— А то как же, сынок. Гукнет сова — и всем нам каюк!