— Да, — ответила она. — Не будь жадиной.
После этого мы долго сидели, стараясь не глядеть друг на друга.
Мама с папой вернулись в кабинку.
— Какие-то вы сегодня притихшие… — заметила мама.
— Мы… э-э… думаем о домашке, — соврал я.
Официантка принесла очередную порцию жареной картошки. Марни досталось в два раза больше, чем мне. Она захихикала.
— Что смешного? — спросил папа.
— Сколько картошечки! — ответила Марни.
Я закатил глаза. Иногда моя родственница бывает совершенно невыносима.
После ужина мы подбросили Марни до ее дома. Распахнув пассажирскую дверь, она выскочила из «Кадиллака».
— Клевая тачка! — крикнула она папе. А потом заглянула в салон и прошептала мне:
— Чтобы завтра принес зуб в школу.
— Да ну? Это вряд ли, — прошептал я в ответ.
— Энди, ты только подумай, — горячо зашептала Марни. — Мы больше не завалим ни одного задания!
Она захлопнула дверцу и побежала по дорожке к своему дому.
Я откинулся на гладкую кожаную спинку сиденья и тяжело вздохнул. Внезапно я почувствовал страшное напряжение. И сердце забилось чаще.
Я чувствовал вес зуба на груди.
Не слишком ли все хорошо, чтобы быть правдой?
10
Позже, уже лежа в кровати, я не мог выбросить мысли о зубе из головы.
Ну ладно. Признаю. Недаром у меня вечно озабоченное лицо. Я действительно переживаю по любому поводу.
Я взглянул на тумбочку у кровати.
Бледный свет луны лился в открытое окно, и в этом свете зуб сам испускал таинственное зеленое сияние.
Я взял его за кожаный шнурок и поднес к лицу.
Неужели я действительно принесу его в школу?
Я представил, как Марни показывает зуб всем своим друзьям. Бесстыдно хвастается. Ведет себя так, словно это ее талисман.
Потом я представил, как ее друзья хватают зуб, пытаются его сорвать, и каждому хочется загадать свое, самое сокровенное желание.
И вот уже поднимается сущий бедлам — ребята дерутся из-за зуба на каждом углу, разносят школу ко всем чертям и загадывают одну ерунду за другой.
А на кого потом все шишки посыплются?
На старого доброго Энди.
Это ошибка, думал я, глядя на мерцающий перед глазами зуб. Приносить его в школу — чудовищная ошибка.
Я закрыл глаза. И услышал вой.
— Что? — Распахнув глаза, я рывком сел на постели.
Что это было?
Я прислушался.
Через открытое окно вновь донесся протяжный тоскливый вой.
Может, это собака? Собака соседей?
Я прожил здесь всю жизнь. И никогда не слышал, чтобы чья-нибудь собака вот так завывала посреди ночи.
Собака завыла снова — долгим, переливчатым воем.
Меня бросило в дрожь.
Вспомнился Джонатан Озноб. Вновь я услышал его каркающий голос, повествующий нам историю Синей Гончей.