Когда молодые люди ушли, Вольскій придвинулъ свое кресло поближе къ профессору, положилъ ему на колѣно руку и дружески проговорилъ:
— Дорогой мой… Даю вамъ слово, я не виноватъ. Я бы никогда не началъ противъ васъ процесса.
— Не будемъ говорить объ этомъ, Павелъ Андреевичъ. Что было, то было.
— Нѣтъ, я именно хочу поговорить объ этомъ, чтобы вы не думали, будто я не цѣнилъ нашихъ добрыхъ отношеній. Какъ вамъ извѣстно, я весь прошлый годъ провелъ въ Америкѣ, и дѣла велъ мой адвокатъ. Пріѣхавъ въ Лондонъ, я уже былъ поставленъ передъ совершившимся фактомъ.
— Но, я думаю васъ запрашивали, какъ поступить… — съ иронической улыбкой пробормоталъ Лунинъ, нс глядя на Вольскаго.
— Да, адвокатъ хотѣлъ написать мнѣ объ этомъ. Но, къ сожалѣнію, моя кузина, которая тогда гостила у меня въ Лондонѣ и не была хорошо освѣдомлена о нашей дружбѣ, посовѣтовала ему меня не запрашивать. Во всякомъ случаѣ знайте, дорогой мой: когда ваши дѣла поправятся, а я увѣренъ, что они поправятся, я охотно уступлю вамъ замокъ обратно за тѣ же семьсотъ тысячъ. Я собирался уже тогда сообщить вамъ объ этомъ рѣшеніи, но вы прислали такое непріятное письмо, что я поневолѣ ничего не написалъ…
— Семьсотъ тысячъ! Интересно знать, буду ли и когда-нибудь имѣть хотя бы семьдесятъ тысячъ франковъ.
— А развѣ ваша лабораторія въ Парижѣ совсѣмъ ликвидирована? Вѣдь, одно ваше средство противъ ревматизма, я помню, принесло вамъ около милліона.
— Да, это было. Но лѣкарства, какъ платья, быстро выходятъ изъ моды. Конечно, я и сейчасъ не отчаяваюсь. У меня есть кое-какія идеи. Но пока… Вы знаете, что у меня сейчасъ здѣсь аптека?
— Да. Слышалъ.
— До чего дошелъ! Открылъ простую аптеку. Сижу въ ней поочередно съ дочерью или съ приказчикомъ. И на это живу.
— Въ такомъ случаѣ, вотъ что, — растроганно произнесъ Вольскій. — Если вамъ для новыхъ вашихъ идей понадобится компаньонъ, чтобы такъ сказать, финансировать… Конечно, не въ грандіозныхъ размѣрахъ… Я къ вашимъ услугамъ. Вы меня какъ-нибудь посвятите въ дѣла, и мы съ вами обсудимъ.
— Нѣтъ, благодарю васъ. Мнѣ, вѣдь, не въ первый разъ приходится терпѣть разореніе. Какъ вы знаете, революція лишила меня всего. Вотъ только замокъ и оставался, который, къ счастью, жена купила задолго до переворота. Богъ дастъ, какъ-нибудь обойдусь и теперь.
— Но все-таки…
— Не сердитесь на меня, Павелъ Андреевичъ, но въ новыя предпріятія намъ, право, лучше нс вступать вмѣстѣ. У васъ, естественно, будетъ боязнь, что я снова прогорю. А закладывать мнѣ больше нечего. Ну, какъ вамъ живется здѣсь? Довольны вы Савойей?