Не знаю как вам, а мне моё время пришлось впору.
…я был очень молод, и, хотя прочитал уже тысячи лучших стихов, написанных лучшими из поэтов, – ещё не задумывался о том, что история рядом: только протяни, в буквальном смысле, руку.
Потом вдруг обнаружил себя, сидящего в ошпаренном чеченским солнцем «козелке», сидящего на правом переднем сиденье с автоматом, – а позади, собранный, всесильный и злой, сидел легендарный генерал, покоритель восставших народов, и, слушая его речь, можно было предположить, что с той же интонацией говорил Ермолов или Жуков.
Несколько лет спустя я нашёл себя на рублёвских дачах, в гостях у людей, принимавших совсем недавно самые главные и самые страшные решения о судьбах моего Отечества, а теперь они пожинали сладкие плоды своих решений – но этих плодов хватило не всем, далеко не всем.
Они угощали меня столетним коньяком, они спорили со мной, с моими левацкими перегибами – и тогда возникало ощущение, что все мы люди, и сможем договориться.
Я находил себя в подвалах Центрального дома литераторов или ещё в каких-то мрачных и плохо проветренных комнатах, где собирались совсем другие люди, – ненавидящие тех, что жили на рублёвских дачах, и у их ненависти были весомые основания, понятные мне.
Они создавали шумные, немного смешные партии, в названиях которых обязательно присутствовало слово «спасение» – хотя эти люди не спасли бы даже друг друга, если б их лодка перевернулась в деревенском, поросшем ряской, пруду. Также в названиях их объединений присутствовали такие слова как «фронт» или там «рубеж», столь же мало соотносящиеся с физическими качествами людей, собиравшихся под этими железными вывесками, способными в случае падения придавить их насмерть.
Главный и самый очаровательный из них, грузный, замечательно остроумный, обильно посыпанный родинками и рябинками, немного похожий на мудрого водяного, который вынырнул – и ряска осталось у него на лице, – автор доброй сотни геополитических романов, десяток из которых были безусловными шедеврами, – смотрел на меня смеющимися глазами и готов был назначить меня своим преемником – к удивлению, а то и негодованию своей красно-коричневой паствы.
Забавно, но в те же годы мы выступали на одной площади, стоя плечом к плечу, с одним кудрявым человеком, который половину своей жизни тоже собирался стать главой страны, но случилось так, что его однажды застрелили на мосту напротив московского Кремля.
Пока кудрявый этот человек ещё был живым, он время от времени звонил мне и хохотал в телефоне, как весёлый бес. Он всё время был загорелый и счастливый, но вот застрелили, да.