— Подойди ближе, Лія, я плохо тебя вижу. Ты не зажгла свѣтъ?
— Зачѣмъ? Уже заря. Я была сейчасъ въ саду и волосы у меня мокрые отъ росы. И знаешь, — роса пахнетъ цвѣтами… А ты все уже сдѣлалъ, Коро? Ты успѣлъ?
— Сегодня я кончу послѣднее. Мнѣ кажется, это удалось. Я слишкомъ много думалъ о тебѣ, когда работалъ, но все таки удалось.
— Я вижу… До завтра, Коро.
— До завтра! А кому ты отдашь свой лучшій цвѣтокъ? Ты не скажешь?
Смѣхъ замеръ гдѣ-то вдали. Обликъ женщины, съ которой говорилъ Коро, растаялъ.
Песокъ хрустѣлъ подъ ногами Коро. Художникъ шелъ быстро, почти бѣжалъ, въ своей легкой весенней одеждѣ.
Дорога поднималась кверху, по склону холма. На вершинѣ стояло огромное зданіе — храмъ Весны. Оно казалось легкимъ, какъ облако, и величественнымъ, какъ жилище Бога.
Коро смотрѣлъ на него опытнымъ взглядомъ художника и улыбался. Да это удалось.
— Мнѣ кажется, что это удалось! — сказалъ онъ громко.
Темная тѣнь пронеслась надъ его головой. Описала полукругъ и остановилась. Женскій голосъ, веселый и слегка насмѣшливый, позвалъ его сверху:
— Ты торопишься, Коро? Если хочешь, я тебя довезу.
Художникъ поднялъ глаза…
— Это ты, Формика… Нѣтъ я хочу пройтись… Это моя привычка. Послѣ прогулки прямо по песку, когда слышишь запахъ земли, голова работаетъ лучше.
Онъ продолжалъ идти пѣшкомъ, бодро врѣзаясь въ песокъ подошвами своей обуви, а Формика медленно подвигалась слѣдомъ за нимъ.
— Ты издалека?
— Я была въ горахъ, у стараго Павла. Ты знаешь, онъ рѣшилъ передать мнѣ свою работу, послѣ смерти. Да, да, самъ старый Павелъ… Но мнѣ неудобно такъ разговаривать съ тобой… Садись ко мнѣ, не упрямься.
— Уже близко… Еще двѣ сотни шаговъ…
— Много людей перебываетъ здѣсь завтра… Ты не боишься за успѣхъ?
— Не очень. Мнѣ кажется, что всѣ поймутъ нашу идею. Она такъ проста.
Коро положилъ руку на массивныя украшенія боковой двери храма. Она медленно распахнулась и нѣсколько голосовъ разомъ позвали художника съ легкихъ металлическихъ лѣсовъ, которые кое-гдѣ еще окутывали внутреннія стѣны своимъ тонкимъ кружевомъ:
— Скорѣй, скорѣе! Мы кончаемъ. Дѣло только за тобой, — и потомъ послѣднія мелочи для всѣхъ сообща… Скорѣе!
Казалось, что внутри храма было еще свѣтлѣе, чѣмъ на склонѣ освѣщеннаго солнцемъ холма.
Горѣлъ свѣтомъ, — ослѣпительнымъ и, въ то же время, ласкающимъ и нѣжнымъ, какъ краски весенней зари. Ни одна, нужная для общей гармоніи, линія, ни одно красочное пятно не скрывались въ случайной тѣни. И божественныя лица зеленоватыхъ каріатидъ, поддерживавшихъ легкіе своды, тоже лили ровныя полосы тысячекратнаго луннаго свѣта.