Я стояла, молча взирая на развалины.
– Эдмон, – прошептала я. – Я вернулась домой.
Ответа не последовало.
– Эдмон!
Тишина.
Что же тут произошло в мое отсутствие? Я узнала об том чуть позже, из рапорта префектуры департамента Сены. Восстановила по крупицам всю картину. Испила чашу до дна.
Обитатели близлежащих кварталов, командиры отрядов, национальные гвардейцы, бывшие работники – Андре Валентен, полагаю, был в первых рядах, хотя доказать это невозможно, – все сбежались к Большому Обезьяннику. Они так долго его ненавидели! Они окружили здание и принялись его разрушать. Это оказалось нетрудно. Подпорки поддались с легкостью; здание стонало и завывало, точно внутри вновь поселились обезьяны. Командиры отрядов крушили все вокруг, каждый шкаф, каждый комод, каждый ящик, каждую комнату, на первом этаже и на втором этаже, не оставляя в целости ни один предмет ни внутри, ни снаружи. Они ворвались в кукольный дом и принялись его ломать, ибо им хотелось причинить боль нашим восковым людям. Кое-кого из них выволокли из дома и поволокли по улицам, пустившись в пьяном угаре танцевать с восковыми партнерами, которых потом бросали, исковерканных, на тротуар. Они все перевернули вверх дном. Но залитая гипсом комната осталась нетронутой. Они же не знали о ее существовании. А что выше, на чердаке?
Внизу под лестницей я нашла куклу, которую Эдмон сделал по моему подобию: она валялась, беспомощная, с неестественно загнутыми назад ногами, с задранной юбкой, с трещиной сбоку на голове, заслонив одной ладонью лицо, точно защищалась от кого-то, точно не могла смотреть на учиненный бедлам.
И я пошла вверх по лестнице. Вот и чердак – вернее, то, что от него осталось. Крыша большей частью провалилась. Пока мародеры, пьяные и осатаневшие, рыскали по всем помещениям, жадно потроша все, что попадалось на их пути, на чердаке прятались многочисленные братья и сестры Пико. Бессловесный добрый народец. И вдруг к ним ворвались ослепленные ненавистью злобные люди и начали валить их с ног, таскать по полу, хохоча – какая забава! Их подвешивали к потолочным балкам. А потом стали вышвыривать холщовое семейство Пико из окон. Манекены падали один за другим на землю и рассыпались, а стены второго этажа стонали и деревянные перекрытия разламывались, не выдерживая натиска. И тут очередь дошла до теплого манекена.
– Шшш, – сказал он командиру отряда гражданской милиции. – Я витринный манекен.
Командир в изумлении вытаращился на заговорившую куклу.
– Шшш, – продолжал диковинный манекен. – Я стою тут тихо-тихо.
Командир сгреб в пятерню холщовый рукав. Чердак отозвался: