– Да уж знаю! Какая жалость, что вы не можете стать кем-то другим.
– Я написал книгу «Париж в…»
– Да, да, но, видите ли, она уже ровным счетом никого не интересует. Сочините что-нибудь новенькое! И сообщите нам, когда получится. И уж постарайтесь на этот раз создать нечто более долговечное!
– Прошу вам, мадам, не уносите мое изваяние!
– Вопрос решен. У нас тут не благотворительная лавка.
– Мне так нравилось ее рассматривать, – уныло изрек он.
– Мы выставляем только самые изысканные и самые отвратительные головы. А ваша голова, как и подавляющее большинство прочих голов, находится где-то посередине. Вы понимаете, не так ли?
И Мерсье безмолвно удалился.
Поначалу казалось, что он был прав. Соседи, проходя мимо нашего обновленного здания, качали головой и потрясали кулаками, кто-то сплевывал, а иногда, в кромешной ночи, когда Жак крепко спал, кто-то выливал ведра помоев на наше крыльцо. Из всех домов на бульваре только три были выстроены из материала более прочного, чем дерево: театр канатоходцев «Гран дансёр дё корд» Николе, «Амигю комик» Одино, а теперь вот и наш «Кабинет доктора Куртиуса».
После обкладки кирпичами Обезьянник начал издавать непривычные диковинные звуки, словно гигантский рот скрежетал зубами. Чердак мучительно стонал – громче обычного. Кое-где во втором этаже пол слегка перекосился. И однажды, когда вдова шла по лестничной площадке и наступила на болтающуюся половицу, та вздыбилась и чуть не хлопнула ее по лбу.
Облачившись в новое платье, Обезьянник произвел революцию и в стиле одежды своих обитателей. Все началось, как и следовало ожидать, с вдовы. К своему обычному черному она добавила новые оттенки – какие-то алые оторочки, темно-синие манжеты, а свой чепец украсила алым шелком. Еще она купила себе мужскую трость из ротангового дерева с серебряным набалдашником, украшенным резным узором, и теперь не выпускала ее из рук. Кроме того, как мне показалось, на ее лице поселился новый выводок мушек, коих ранее я там не замечала, да они бы и не появились, наверное, если бы не кирпичная обновка дома. Эти темные бугорочки на коже были как медали на груди солдата, знаки отличия и доблести, словно каждая родинка возвещала о завидном жизненном успехе вдовы. В моем же хозяине кирпичи вызвали лишь некое окаменение, как будто здание мечтало превратить его в кариатиду. Вдова выразила неприятие привычного хлопчатобумажного платья Куртиуса: такой костюм, заявила она, пристал человеку, понятия не имеющему о кирпичной кладке. Эдмон снял с Куртиуса мерки, и была создана новая личность, облаченная в черный бархат, который у моего хозяина сразу вызвал боли в спине и нервное подрагивание ляжек, но при этом он исторгал еще более громкие признания в нежных чувствах к вдове Пико и благодарности за все ее щедроты.