– Хорошо! Один поеду! Марусю потом вызову, как устроюсь!
– Да не кипятись ты, Григорий! Маруська тебя одного не пустит! За тобой побежит на Север твой! Север – это же тебе не наш Алтай! Ещё неизвестно, как вы там приживётесь!
– Ладно, Савелий! Пойду я! Подумаю ещё.
Не меняя своих намерений, Маша и Григорий затеяли через пару дней разговор с родителями.
– Матушка, не отпущу я его одного! Тятя, пущайте вы меня с Гришей! Ведь он муж мне! Обещаю, что заберём мы Любашку через несколько месяцев! – со слезами на глазах умоляла Маша мать и отца. – Дочка к весне ещё подрастёт! Маманя, тятя, да что же вы меня не понимаете? Ведь уедет он один, бросит меня с ребёнком! – напричётывала Маруся, и по щекам её текли горячие слёзы.
Евдокия Тимофеевна, расстроенная и растерянная, опустив руки, безмолвно и горестно смотрела на свою дочь. Она просто обессилела от навалившегося на них горя. Григорий Фёдорович будто постарел разом.
– Григорий, ну на что тебе сдался этот Н-ск, Север? Не пойму я тебя! За длинным рублём хочешь податься? Тяжёл крестьянский труд? – предпринял он последнюю попытку уговорить зятя.
– Нет, тятя, работы любой не боюсь! Да, не хочу я всю жизнь в деревне чахнуть! Не жил в больших городах, но хотелось бы! Да и деньжат подзаработать для семьи надо! Вон сколько молодёжи осваивать Север поехало! Города, заводы, дороги прокладывают! Вот это жизнь! И мы с Марусей так жить хотим!
– Я понимаю, что не удержать нам вас! Но ребёнка не дадим! Сами езжайте, куда хотите, а Любочка с нами останется! Это решено! Мы, конечно, стары, но Варвара с Савелием возьмут её к себе, а мы с бабкой в няньки сгодимся! Это мой твёрдый сказ! Другого не будет!
Получив в апреле вызов из Н-ска, Мария с Григорием стали собираться в дорогу. Любочке шёл двенадцатый месяц. Девочка, чтобы привыкнуть к незнакомым людям, уже месяц жила у Савелия.
– Надо бы с Любашкой проститься! – с грустью в голосе и с волнением сказала Маша.
– Незачем ребёнка будоражить! Решили ехать, так езжайте! – со всей суровостью резко возразил Григорий Фёдорович.
И тут в комнату вошла Евдокия. Слёзы заливали её лицо. Высоко подняв икону Богородицы, она подошла к молодым.
– Пресвятая Богородица! Заступница! Помоги и защити этих неразумных, укажи им путь ко спасению! Не дай сбиться с пути в неизвестности, в чужой стороне, не позволь забыть обратную дороженьку в отчий дом! Не дай сгинуть в чужих краях! Аминь! Целуйте икону, Матерь Божию!
Маша, осеняя себя крестом, дёрнула за рубаху Григория, они опустились перед иконой на колени. Понимая, что Гриша не будет целовать лик Богородицы, Евдокия поднесла икону к дочери, и та приложилась к ней устами.