— Вы продадите Феклу? — спросил я у отца с надеждой.
— Возможно, — ответил отец, отводя взгляд.
Вечером я сидел под столом, когда отец и дядя Вася провели Феклу в ванную комнату. Она не упиралась. Я выполз из-под стола и убежал на улицу.
— Что с тобой? — спросил Вовка.
— Сейчас там режут Феклу, — ответил я и показал на выходившее на улицу окошечко ванной. Там горел свет и метались какие-то тени.
— Позырить бы! — сказал Вовка и полез было вверх по трубе, чтобы поглядеть, как это режут, но я стянул его вниз за ногу.
На другой день утром, когда зашел в ванную, я увидел под потолком подвешенную за рога голову Феклы. Глаза ее вопросительно смотрели на меня.
А вечером пришел Ишутин Иван Дмитрии. Он принес полведра браги. По-видимому, его пригласили на Феклу.
Я бесшумно сидел под столом. Вскоре Ишутин и отец захмелели.
Отец. Остались от козлика рожки да ножки… Жалко скотину. Написала на голову важной персоне… Стыдище. Но и нас понять надо. У нас Мишенька больной… Хорошо, Мишеньке стало лучше, а не стань ему лучше, ни за что бы не дал Феклу под нож. Кушай, Ваня…
Ишутин. Что ж, кушать успеется… Выпить надо. Канительный был этот поиск.
Отец. Сысоева балка…
Ишутин. Кто б мог подумать, что именно там!..
Отец. И в то же время сколько мы ходили вокруг нее, сколько принюхивались! Нет-нет, да и свернем к Сысоихе. Чуяло сердце: там бурить.
Ишутин. И не ошиблись. Лучших кровей руда.
Отец. Теперь скорее в дело ее: рыло своротить Гитлеру!
Ишутин. Немец-то уже далеко. Фролушка пишет: скоро вышибем его за пределы России.
Отец. Ну что ж, руда эта нам и после войны сгодится. Хорошая руда у хорошего хозяина…
Тут я не выдержал и вылез из-под стола:
— Значит, нашли руду, папа?
Отец. А ты что здесь делаешь, рудознатец? Ишутин. А-аг гуси Рим спасли!
Я. Нашли, папа?
Отец. Нашли, сынок…
Удовлетворенный ответом, я лезу обратно под стол. И там уже чуть ли не пляшу от радости. А Вовка сомневался! Дурак он после этого.
После уроков Фима Кукин раздает булочки и сахар. Теперь уже нам дают не по кусочку черного хлеба, а по теплой, почти горячей булочке. С булочкой расставаться особенно горько. Крохотную щепотку сахарного песку я зажимаю в кулаке, а булочку запихиваю в карман брюк. Спускаясь медленно по лестнице, я чувствую на ноге ласковое булочкино тепло и, не удержавшись, отламываю небольшой кусочек. За кусочком следует второй, третий… Вскоре в кармане остаются одни крошки. А у выхода меня поджидает Девятов. Что я скажу ему? Может быть, попробовать улизнуть? Но поздно. Вот он заметил меня, идет навстречу. Чтобы хоть как-то оттянуть час расплаты, я протягиваю ему кулак с горсткой песку. Песок размок, прилип к ладони. Ссыпав песок себе в рот и лизнув языком мою сладкую ладонь, Девятов спрашивает: