Одной из виновниц инцидента с Коляем оказалась наша коза Фекла. Это ее молока захотелось Роке. Фекла появилась в доме вместе с болезнью моего младшего брата. Только козье молоко могло его спасти. Феклу выменяли на сколько-то мешков картошки у какого-то типа, которого, в довершение всего, еще и угощали не то брагой, не то другим алкогольным снадобьем.
— Коза хорошая, чистая, — нахваливал хозяин скотину.
Коза печально стояла в углу.
— Умница, — приговаривал захмелевший хозяин. — Фекла! Феклуша!
Коза обернулась и заблеяла.
— Отзывается, — вяло согласился отец.
— А как же! — захлебывался тип. — Коза — самая умная животная. Кошка на что умна, а и та глупее козы.
— Кошка глупее, — снова согласился отец, надеявшийся, что таким образом он скорее избавится от гостя.
— А уж молоко! — схватился за голову поклонник козьего ума. — Молоко ее можете на хлеб мазать — мед, маслице!
Он подошел неверными шагами к козе, поцеловал ее в морду и, махнув рукой, вернулся на место. Впав в меланхолию и тоску, он придвинул к себе баночку и стал задумчиво поедать дефицитный мед, купленный матерью. Я все ждал, когда же, наконец, гость выйдет из странного состояния неизбывной тоски. Но тоска его не проходила, а мед убывал.
— Эй вы, перестаньте тосковать! — хотелось крикнуть ему.
Отец и мать тоже с тревогой смотрели на банку. Когда же меду пришел конец, пришел конец и тоске гостя. Он снова повеселел. Но на столе стояла еще не тронутая банка с тушенкой. С тревогой смотрел я теперь то на тушенку, то на гостя. Не впал бы он снова в эту испепеляющую, в эту всепожирающую тоску.
Пришел Иван Дмитрия Ишутин, отец Фрола и Игоря, товарищ отца по работе.
— Вот, Ваня, — грустно объяснил отец, — обзаводимся хозяйством — скотинкой. Смехотура, стыдище. А что делать? Мишеньке, говорят, молочко нужно козье.
— Понятное дело, — одобрил Ишутин, — я коз люблю.
— Коза-то непростая — умница! — опять расхвастался продавец козы, чуть было снова не впавший в губительную тоску и уже подбиравшийся к банке с тушенкой. — Все, как есть, понимает, всю химию!.. Вот мы разговариваем с вами, а она понимает. Что, Фекла, как на ладони мы перед тобой, а? Я уж и жалею, что продал вам ее. Честное слово! Продешевил!
— Ну, знаете, — не выдержал отец, — об этом надо было раньше думать, а не теперь, когда…
Отец даже сделал неопределенный жест, как мне показалось, в сторону банки из-под меда. Продавец козы скорчил миротворческую гримасу:
— Хорошо, хорошо. Пускай остается. Живи, Фекла, у новых хозяев. А я взял банку — и нет меня.