Положение осложнялось. Сердар прекрасно понимал, что ни брат, ни невестка не поддержат его, они будут на стороне бабушки. А если бабушка тут без него намудрит и откажется от сватовства, Мелевше может оскорбиться. И вообще дело может обернуться так, что Гандым, так много потрудившийся над организацией всех этих интриг, будет вознагражден за свое упорство — он подхватит Мелевше так же ловко, как лягушка хватает на лету комара. Ничего не оставалось, как изменить тон и резко поговорить с бабушкой:
— Значит, давай так решим: будешь ждать моего возвращения. Без меня…
— Нет! Нет! Нет! — закричала Аннабиби и начала бить кулаками по кошме.
— Бабушка, если ты будешь стучать кулаками по полу и кричать: «Нет!», а я буду стучать кулаками и твердить: «Да!», мы с тобой ни до чего не договоримся!
— Нечего нам договариваться! Ноги этой девушки не будет в нашем доме!
— Бабушка, ты поступаешь несправедливо. Ты берешь на себя великий грех, возводя напраслину на чистую, как цветок, девушку!
— Нет на мне никакого греха! Грех на том, кто сплетню пустил! Пускай она чище воды родниковой, не могу я принять ее в дом, раз она ославлена по всему селу! А ты глуп еще, не понимаешь, что самому потом маяться! Всю жизнь ходить будешь с опущенной головой!
Ясно было, что бабушку не переубедить. Виновна Мелевше или не виновна — это для нее дело десятое. Главное — о ней идут сомнительные слухи, толки, такая девушка в невестки не годится.
Когда он говорил с Мелевше о том, что они должны быть готовы к схватке с разбойниками, подстерегающими караван их счастья, он никак не мог предполагать, что одним из самых сильных его противников неожиданно окажется любимая его бабушка Аннабиби, готовая вырвать из груди свое сердце и отдать ему.
Что ж получается? Выходит, ему вообще не на кого опереться. Председатель Акым-ага с виду вроде бы и не против, а кто знает, что у него на душе?
Как он себя поведет, неизвестно. Вот на старого Горбуша-ага можно положиться; хоть и неграмотный он человек, а новой жизни предан всем сердцем и справедлив, честен — да болен старик, лежит дома, нельзя его сейчас беспокоить.
Сердар долго сидел, погруженный в раздумья, не зная, на что решиться. Наконец прибежал мальчишка.
— Сердар! Тебя ждут — ехать пора.
Сердар тяжело вздохнул и поднялся.
— Ну вот что, бабушка. Я уезжаю. Пока не вернусь из пустыни, к Дурджахан ни ногой! Если ты объявишь, что мы отказываемся от сватовства, если ты сгубишь мое счастье, ты никогда меня больше не увидишь. А умрешь — не приду на поминки!
Ничего больше не добавив, не взглянув на плачущую бабушку, Сердар быстро вышел из кибитки.