Петр Федорович знал в Сандунах все — не в пример Ломакиной. У него банщики хозяевами не становились. Петр Федорович ведал, где лишняя копейка отваливается, и там свою собственную руку быстро подставлял — широкую, чисто отмытую. На Сандуны лишнего не тратился: чужие стояли бы, не развалились бы, а на доходы скупал одну баню за другой.
Своим людям Петр Федорович признавался, что не понимал того актера, что эти хоромы отгрохал. Ну, скажи, хороший человек, зачем тебе шайки серебряные — чем плохи деревянные? А кому зеркала нужны — придет домой да и поглядится? А кабины с занавеской? Все ведь свои: если мужики — так среди мужиков, если бабы — так среди баб, от кого прятаться-то? Народу теперь всюду много — народ куда хочешь придет, был бы веник, был бы пар да вода горячая. В Сандуны народ ходит не только оттого, что бани хороши, а оттого, что отовсюду близко.
А еще ближе всем было бы, будь бани в Кремле. Петр Федорович нашел бы им место и там. Где это бани людям мешали? Хоть каменные, хоть деревянные. Но он понимал, что в Кремле бани построить не дадут. А что, если около Кремля? Около Боровицких ворот? Отовсюду народ сбежится — с Пречистенки и с Арбата. Даже из Замоскворечья — далеко ли по мосту? Натопить пожарче, и побежит мимо Каменномостких — уж очень худые стали.
Петр Федорович не поскупился — за участок около Александровского сада заплатил сколько надо. Конечно, не столько, сколько спрашивали, но много. Сам на Воздвиженку сходил — бумаги с маркой взял, стряпчего позвал, пропойцу, бывшего семинариста. Тот отменными вензелями начертал:
«В Московскую городскую думу Прошение московского купца Петра Федоровича Бирюкова…»
И далее о том, что означенный купец имеет намерение банное заведение на своей пустопорожней земле, около Кремля, поставить… А потом взял перо у стряпчего и долго, мучаясь, забыв отделять слова, подписался полным чином «Московский купецъ ПЕТРЪФЕДОРОВЪБИРЮКОВЪ».
Тут только и узнал «купец Петр Федоров», что не у одного него было такое намерение. Подпоручикова вдова Воейкова тоже хотела здесь бани поставить — чуть поодаль, во владении своем на Волхонке, но ей отказали.
Отказали и Бирюкову. Начальник Московской торговой полиции Николай Лукич Юнг написал сердито в думу самолично:
«Господин Бирюков еще меньше должен рассчитывать на удовлетворение настоящего его прошения, так как, во-первых, избранное им место для постройки торговых бань отстоит от Кремля в гораздо ближайшем, нежели дом госпожи Воейковой, расстоянии и притом находится на одной из лучших улиц, тогда как дом госпожи Воейковой, хотя и близок к видным местностям, — что госпожа Воейкова, как новый в деле человек, внесла бы в постройку и эксплуатацию торговых бань хоть что-нибудь новое и более приличное, чем то, что мы видим во всех московских банях, тогда как господин Бирюков, не внесший до сего времени ничего нового в столь давно производимом им деле, по всему вероятно, и по постройке, а равно и эксплуатации новых торговых бань, остался при старых, рутинных порядках, против которых постоянно возбуждается общественное мнение…»