Петр Федорович сильно осердился, когда ему ту бумагу прочли, нехорошими словами говорил, приказал стряпчему новое прошение писать. А потом вдруг, ничего не сказав, велел запрягать, поехал к Манежу. Там с коляски сошел, стал широко шагать, а шагая, шевелил губами — считал. У Зачатьевской бани вскочил в коляску, которая за ним порожняя шла, вернулся на Самотеку. Стряпчий только и успел написать:
«22 октября 1876 года в Московскую городскую думу купца Петра Федоровича Бирюкова прошение о дозволении построить на принадлежащей мне пустопорожней земле общественные торговые бани».
Петр Федорович велел стряпчему руки вымыть, мыло взять — гербовая бумага дорогая, восемь гривен стоит. Ненароком извозит. Потом стал говорить, что писать, но стряпчий знал, что того писать не надо, такие слова не пишут, их только говорят. Да и Петр Федорович знал, что такие слова не пишут, потому и нанял стряпчего, что тот знал, про что писать.
«Вглядываясь в изложенные пункты, — от имени Бирюкова учено писал нанятый грамотей, — можно усмотреть, что управа весь свой отказ основывает единственно только на расстояниях от предлагаемых мною к устройству бань до различных казенных зданий и прилегающих рек, не объявляя, почему именно эти расстояния могут служить препятствием к моему предприятию…»
Петру Федоровичу нравилось, когда писали тягуче и мудрено — на манер начальника торговой полиции. Получалось фасонисто и благородно, — но только Юнг умел закрутить позаковыристей. Однако и стряпчий не зря брал деньги, умел напирать на главное — на права, которые царем даны. Писал именем купца, что доводы эти считает «незаконными, так как они не подкреплены ни законами, ни какими-либо распоряжениями властей. Кремлевские бани будут достаточно удалены — Кремлевский дворец и Оружейная палата от них за стеной». Что ж это, дескать, сочинители Кремлевскую стену не заметили? И про улицу забыли, и про два тротуара — что ж, и это, что ль, не расстояние? «Кроме того, если бы даже ничем не отделялись бани от упомянутых зданий, то и тогда это не могло бы служить причиною», так как нет закона, который определяет расстояние бань от казенных зданий.
Близка Москва-река и близка под землей Неглинка? Ну и что ж с того? «Это скорее может считаться удобством, а не препятствием». В те же реки уже опускают мыльную воду две Смирновские, Бирюковские (Петр Федорович не щадил себя — поздно, теперь не запретишь), Козловские, Сандуновские Фирсанова (которые сам и арендовал). Они же находятся от Неглинки только еще ближе!
А самое главное, неправильно господа мерили. Не 550 саженей, а ровно 704 до Зачатьевских — сам измерял. Купцу Попову та же управа дала разрешение на постройку Строченовских бань, а от них до городских Кожевнических 840 саженей. Выходит, 704 — близко, а 840 — далеко? Управа толкует Высочайше утвержденное положение как ей хочется. «В законоположении не указано, какое именно расстояние следует считать близким от городских бань, а какое достаточным».