— На все праздничные украшения и приобретения можно истратить тысячу шестьсот рублей, согласно действующему положению.
— Но согласитесь, грозный бухгалтер, ведь надо. На-до!..
Людмила и сама понимала, что надо. Она живо представила себе заводской клуб, битком набитый народом, горшочки с живыми цветами по краю сцены, длинный стол президиума под красной скатертью и… на скатерти чернильные пятна. Конечно, надо, скатерть покупалась еще до войны.
— Ну, хорошо, — согласилась она.
— Я так и знал, согласитесь. Необходимость! — на дыхании произнес Подольский. — Спасибо вам, Людмила Ивановна. Спасибо! — повторил он, провожая ее в коридор.
"Зачем он говорил мне о своем личном?" — успела подумать Людмила — ее обступили и отвлекли разговорами хозяйственники. Говорили, конечно, о деньгах. Вернувшись в бухгалтерию, она принялась звонить в банк, обеспечат ли заявки на зарплату и хозрасходы. Потом ездила с различными сведениями в облфо…
День прошел, как всегда, в хлопотах, даже некогда было вспомнить: "Зачем?"
II
И зарплату получили, и торжественное заседание провели (президиум сидел за столом, застланным новой бордовой скатертью), и украсили световым панно фасад заводоуправления. С первого на второе мая Людмила была приглашена на праздничный вечер к Абросимовым. Ее приглашали, как и под Новый год, вместе с Марией Николаевной, но та отказалась идти: и ноги болят, и голова кружится, какое там для старухи веселье! Людмила подумала: и для нее самой ничего веселого там не будет, разве только поговорит с Клавой, и она пошла нехотя. Вышла на крыльцо и долго не решалась спуститься по гибким деревянным ступенькам. Потом медлила с тем, чтобы нажать кнопку звонка в квартиру Абросимовых.
Но радушие Фаины Марковны, суета Михаила Иннокентьевича, который и раздеться помог, и провел в комнату, к убранному столу, девчоночье восклицание уже оказавшейся здесь Клавы: "Люська!" — как-то быстро отвлекли ее от грустных мыслей, она почувствовала себя в кругу близких людей. Ведь как бы человек ни чуждался помощи или сочувствия постороннего, дружеская теплота покоряет.
В середине вечера появился Подольский. Пригласить сто настояла Фаина Марковна, не из корысти — из доброты: человек в городе один, друзьями, наверное, не обзавелся, пусть погостит; она и Дружинина пригласила бы, не заболей тот, не попади снова в больницу… Абросимов в конце концов не стал возражать, пусть будет гостем Подольский, Борис Александрович, ничего же они плохого друг другу не сделали; было к новому директору неприятное чувство, Михаил Иннокентьевич пытался уверить себя, что это из-за одного — зависти, зависть он обязан в себе побороть. Кроме того, ему думалось, что Подольский подыщет предлог и откажется от приглашения, ведь у него своя компания: он, коммерческий директор, главный механик, председатель завкома. А Подольский сразу же согласился. Даже не спросил, кто будет в гостях. Он уже знал. Знал, что праздничные вечера у Абросимовых справляются из года в год, собирается вместе человек десять-двенадцать из коллектива завода. Ничего не изменилось и после того, как Абросимов перешел в цех. "Благодарю вас, Михаил Иннокентьевич, — ответил он тогда, поклонившись, — очень тронут вашим вниманием, приду".