Пока разглядывал, которая площадка посвободней, все были залеплены до последней ступеньки, и кондуктор, как нищий, упрашивал пропустить его в вагон.
Митрий растерянно хватался за последних бегущих к вагонам пассажиров.
— Куда же, куда же, ребятушки, сесть-то?
Запоздавший солдат отцепил его от своего рукава.
— Какой еще барин — "сесть". А ты не видишь, люди меж вагонами на буферах стоят! "Сесть… сесть".
Это слово злило солдата необычайно. Наконец он разрядился:
— Черт лохматый, полезай на крышу, коли такой седок. — С хохотом махнул рукой на крыши вагонов.
Но крыш вагонов и не было видно: телами человеческими они были крыты. За трубы вентиляторов борьба — наибольшее скопление тел, рук, голов.
В сомнении, где поместиться, шел мимо переполненных вагонов Митрий.
Второй звонок, где тут!
— Полезай, братишка!.. — раздалось с первого у паровоза вагона.
За дымом, завороченным хвостом из трубы паровоза прямо на спину живого вагона, не сразу различил Митрий кричавшего. Целые уголья летели на припавших к крыше пассажиров. На ком-то затлелась одежда, пахло горькой овчиной.
— Горите, братцы! — закричал Митрий.
— Лезь, чертов сын! — свирепо закричал ему парень с вагона, грохоча по кромке кулаком. — Теплей будет у паровоза, руки не смерзнут держаться под дымом.
Совсем растерявшийся Митрий смотрел, как можно взобраться на вагон. Откинули прикрепленную к вагону железную лестницу. Еще не занес он на крышу ногу, как парень, схватив его за шиворот, повалил на чьи-то длинные тощие ноги, вытянутые поперек вагона. Поезд уже тронулся.
— Гни голову! — орал парень, колотя его по затылку.
Митрий даже обиделся и попробовал сопротивляться нахальному парню.
— Вот я тебе дамся, — угрожал он, пытаясь сбросить со спины его руку.
Парень сам лежал, пригнув голову.
— Дашься, как голова отлетит, — прошипел ему парень в самое ухо.
Тут над головой Митрия свистнуло ветром и потемнело. Он понял, что парень не озорник, а благодетель.
Так, не смея приподнять голову, несся он под свистом ветра и дымом паровоза. Когда другие приподнимались, давая отдохнуть спине и поплотнее запахивая живот, промерзавший от железной обивки вагона, Митрий оставался распластанным.
Шуба его во многих местах прогорела, и соседи охотно хлопали его по спине, пожалуй иной раз и без надобности, а так, поразмять захолодевшие руки.
К ночи он уже сам поддерживал и будил засыпавших, ехавших так уже не первую ночь.
В Питере Митрий не бывал раньше. Хватаясь по временам среди толпы за парня, втащившего его на крышу вагона, он вышел на площадь перед вокзалом. Торопиться ему не хотелось. А тут сразу всадник.