Великие дни. Рассказы о революции (Богданов, Горький) - страница 66

Пятеро рабочих парней из нашего Союза, вооруженных винтовками, и две девушки из "Социалистического союза" привезли на грузовике койки и столики.

Бои еще не начались. Настроение в городе было тревожное, как перед грозой. И так как мы раздвинули шторы, то винтовки в руках наших товарищей бросались в глаза тем, кто заглядывал в окна мирного кафе. Винтовки эти не могли не привлечь внимания людей, враждебно настроенных.

И вот к нам в дверь, которую мы предусмотрительно заперли, резко постучал кто-то.

Я подошла к двери и сквозь стеклянную верхнюю часть ее увидела высокого человека в военной форме.

— Что вам нужно? — спросила я вежливо.

— Откройте! — потребовал незнакомец.

Я не исполнила требования, и он крикнул:

— Чем вы здесь занимаетесь?! Вы пугаете людей своими винтовками! Вы, большевики, разжигаете гражданскую войну, вы провоцируете мирное население!

Я видела, что на крик его собираются люди. До меня доносились пьяные возгласы.

Я повернулась к нашим ребятам. Лица у них были перепуганные.

— Спрячьте вы, наконец, свои винтовки!

В грозные годы гражданской войны перо и кисть художника стали оружием народа. Плакаты призывали к борьбе, они разили врагов, воспевали мужество героев. На этом плакате 1919 года художник В. Дени изобразил теплую компанию интервентов, капиталистов, генералов, очутившихся… в галоше.

Они же, не то с перепугу, не то неправильно поняв меня, совсем ушли через заднюю дверь. В опустевшем помещении кафе, где уже сдвинуты были столы и расставлены койки, остались только мы, три девушки. Мы не знали, что делать, растерялись, стук в дверь и крики всё усиливались, дверь сотрясалась под ударами, и вдруг, когда на нее навалилось несколько человек, она распахнулась, и мужчины с пьяными возгласами ворвались в кафе. Мы трое, не успев надеть верхнюю одежду, выскочили на улицу и побежали в сторону Совета.

Так получила я первое боевое крещение, если ото можно, конечно, назвать "боевым" крещением. Первый блин вышел комом.

Ночь. На площадях, на углах улиц, у мостов стоят постовые. Рабочие, собравшись возле районного штаба, вооружаются, разбиваются на отряды — организуются. Улица стала своей, чужих не пропускают. И я за это время, пока без пальто бежала в Совет, как-то успокоилась. Злополучное приключение в нашем госпитале теперь представлялось мне хотя и конфузным, но все же незначительным эпизодом.

В Совете светло. Чувствуется уже установившееся настроение сдержанного спокойствия и новой, какой-то товарищеской, ласковости друг к другу. Люди заботливо спрашивают сосед у соседа, не хочет ли кто есть, прилечь и поспать… Когда я конфузливо рассказала, что произошло со мной в кафе, надо мной никто, как я ожидала, не посмеялся. Мне сообщили, что наши ребята уже приходили сюда, их пожурили и послали в строй. Отряд солдат был направлен, чтобы отбить обратно наш лазарет. Узнав, что я осталась без пальто, товарищи тут же притащили новый, пахнущий овчиной полушубок, который мне очень нравился, хотя я и выглядела в нем довольно забавно — он был ниже колен.