Комизм составлял особенно важную черту пьес — да и всего облика, всего поведения Василия Афанасьевича. Это был, хотя и в зачатке, тот несравненный, неподражаемый комизм, который унаследовал и развил его гениальный сын. Комизм простодушный, наивный, чурающийся всякой искусственности. Комизм, не преследующий видимой цели насмешить или развлечь и оттого казавшийся ещё смешнее. Комизм, который легко переходил, с одной стороны, в язвительную уничтожающую издёвку, а с другой — в грустную задумчивость или чувствительность.
В душе Василия Афанасьевича скрывался изрядный запас лиризма, граничившего порою с сентиментальностью. Ведь он был сыном восемнадцатого века, усердным читателем русской и западноевропейской сентиментальной беллетристики, навевавшей на него сказочные грёзы, уносившей воображение в "долины спокойствия". Женитьба его, кажется, не сопровождалась ничем романтическим, вроде похищения невесты и тайного венчания, но всё же в своём роде была замечательной. Ведь ему, человеку, по отзывам окружающих, некрасивому, досталась первая красавица Миргородчины.
Мать
Мария Ивановна — так звали жену Василия Афанасьевича — происходила из богатого помещичьего рода Косяровских.
Ко времени замужества ей едва исполнилось четырнадцать лет. "Она ещё не успела испытать, что такое любовь, — рассказывает дочь Марии Ивановны — Ольга Васильевна, — она была занята ещё куклами, но по приказанию или по совету тётки должна была повиноваться…"
Несмотря на насильственный выбор жениха, брак оказался счастливым. Марья Ивановна, мягкая и добрая по натуре, привязалась к мужу. Василий Афанасьевич относился к ней с трогательной ласковостью, звал Белянкою — за белый, необычайно нежный цвет кожи.
Портрет Марии Ивановны, выполненный неизвестным художником, передаёт её тонкие черты лица, с узким овалом, маленьким ртом и спокойным взглядом продолговатых глаз. Цвет этих глаз — светло-карий — унаследовал Николай Васильевич Гоголь.
В 1840 году, когда Гоголь был уже прославленным писателем, её впервые увидел С. Т. Аксаков* и так передал свои впечатления: "Взглянув на Марью Ивановну… и поговорив с ней несколько минут от души, можно было понять, что у такой женщины мог родиться такой сын. Это было доброе, нежное, любящее существо, полное эстетического чувства, с лёгким оттенком самого кроткого юмора. Она была так моложава, так хороша собой, что её решительно можно было назвать только старшею сестрою Гоголя".
"Эстетическое чувство" Марьи Ивановны, конечно, не следует преувеличивать. Много было в нём наивного, провинциального. Печать ограниченной сентиментальности заметна была на Марьи Ивановне ещё сильнее, чем на Василии Афанасьевиче. Впоследствии это даже давало повод для лёгкого неудовольства, которое обнаруживал Гоголь по отношению к своей матери. Несколько раздражала его и неумеренная восторженность, с какою следила Марья Ивановна за успехами сына. Впрочем, её можно было легко понять: сына она обожала. С мужем она прожила двадцать лет: в 1825 году Василий Афанасьевич внезапно умер, оставив Марью Ивановну молодой вдовой (ей едва исполнилось тридцать четыре года). Все её помыслы, все её надежды, вся любовь сосредоточилась теперь на детях, особенно на старшем из них — Николеньке, Никоше…