Сразу же после обеда командиры взводов принесли в канцелярию списки кандидатов на должности командиров отделений. Кто эти люди? На что способны? На эти вопросы Войтову зачастую не могли ответить и сами новоиспеченные взводные, еще не изучившие толком своих людей. Приходилось полагаться на интуицию.
Пока в других взводах назначались младшие командиры и составлялись списки отделений, Колобов, предусмотрительно решивший эту задачу заранее, расположился со своими людьми на поляне невдалеке от казармы. Отделение Красовского выбрало себе место хотя и рядом, но отдельно. Николай, незаметно наблюдая со стороны, видел, как Олег размашисто жестикулировал руками, объясняя что-то своим подчиненным. Оттуда то и дело доносились взрывы дружного смеха. Потом Красовский поднялся и направился к Колобову. Не доходя несколько шагов, молодцевато приложил руку к кепочке-восьмиклинке с крошечным козырьком:
— Товарищ взводный командир, разрешите обратиться.
— Слушаю вас, — чуть улыбнулся Николай. — Что это ты так официально, будто на параде?
— К дисциплине своих архаровцев приучаю. Пусть видят, как к командиру обращаться надо, — заговорщицки пояснил Красовский и снова перешел на официальный тон: — Товарищ старшина, мне нужна бумага. Хочу раздать парням, чтобы они мне свои анкетные данные записали.
— Зачем это вам? — удивился Колобов.
— Хочу досконально каждого из своих людей знать. А то начал их устно расспрашивать, так каждый семь верст до небес о себе наболтал. А анкета — это официальная бумага, в ней не наврут.
— Вообще-то не положено такого, — засомневался Николай. — В канцелярии роты личные дела хранятся, но вреда, думаю, не будет. Попытаюсь достать вам бумагу.
И он отправился в канцелярию, надеясь выпросить у Пугачева одну-две школьные тетрадки. Взявшись за ручку двери, услышал громкие голоса, доносившиеся из комнаты. Николай в нерешительности остановился: похоже, спорили о чем-то.
— Нельзя каждый раз напоминать людям, что они штрафники, — убежденно доказывал Пугачев. — Ты пойми, само слово это тяжелое. А потом, недаром же говорят, если человека тысячу раз подряд свиньей назвать — он хрюкать начнет. Наоборот, мы должны показывать, что верим им, не сомневаемся в их искреннем желании исправиться.
— А я считаю, надо им напоминать, кто они есть в настоящее время, — донесся голос Войтова. — Подумаешь, «слово тяжелое»… Не кисейные барышни, перетерпят. К их провинностям мы с тобой не причастны. Умели грешить, пусть отвечают. Слишком уж ты, Андрей, мягкотел и сердоболен.
— А ты, Петр, груб и жесток.