Наконец повелитель кончил наказание.
Обезьянка отряхнулась, как собака, и легла на камни греться, как это делают после купания люди.
Дети и женщины обступили ее.
Со всех сторон ей протягивали морковку, печеньице, яблоко.
Я дал ей стручок горошка.
Она совсем как человек ловко очистила его и горсточкой быстро отправила горошины одну за одной в рот. Шелуху она отбросила.
Женщины и девочки жалели ее. «Кука, Кука, миленькая», – говорили они и гладили. А одна сказала владельцу: «Зачем вы ее наказываете? Вас бы самого в море так кинуть!»
Хозяин возразил: «Если ее не наказывать, она вам всем тут уши пооткусывает. А мне в тюрьму садиться, да?»
Когда мы уходили с пляжа, уходил и фотограф.
Он поместил Куку в клетку, которая стояла на крыше его машины.
Обезьянка грустно смотрела на море, поплыв по которому можно в конце концов достичь родной Африки.
Храбрый воробей
В центре Москвы, на Тверской, у гостиницы «Националь», где торговцы продают майки с советским гербом, люди закусывали пиццей.
Мне очень хотелось есть, и я взял четвертушку этого итальянского пирога и стаканчик «Пепси».
Вокруг людей, которые стоя пережевывали пиццу, сидели и летали воробьи. Их было очень много.
Один дяденька бросил недоеденный кусочек заморского пирога в пластиковый бак для мусора. Воробьи, конечно, это заметили. Несколько сразу сели на край бака. Потом то один, то другой ныряли вниз и клевали горбушку. Однако никто в баке почему-то не задерживался. Может, они брезговали есть среди мусора и пластиковых стаканчиков. Может, им там не на что было опереться ногами. А может, они предполагали какую-то хитроумную человеческую ловушку и боялись долго оставаться внутри.
Наконец один воробей решился, схватил кусок лапками и вылетел с ним из бака. Пицца была больше его самого. Он полетел, а следом понеслись его собратья.
Кусок был тяжел, и храбрец уронил его. На пиццу сразу бросились семь или восемь воробьев. Тот, кто достал кушанье, взлетел на парапет и грустно смотрел, как внизу пожирают его пиццу. Подлетали все новые едоки, теснились и клевали горбушку и друг друга. Через минуту все было кончено, не осталось ни крошки, а тому, кто вытащил добычу из бака, не досталось ничего.
Я почти доел свою порцию и хотел отдать жесткую горбушку самому смелому, но понял, что потерял его из вида. Все воробьи были на человеческий взгляд одинаковы, и я никак не мог найти наиболее решительного.
Я бросил сухую корочку в бак и поспешил мимо гостиницы, не оглядываясь.
Все люди торопились по своим делам, а неподалеку от отеля просил подаяния человек на костылях.