— А ты знаешь, моя милая, что в этой церкви состоится твоё бракосочетание?
Ах, совсем не так представляла себе Илона ту церковь, в которую войдёт невестой, а выйдет — замужней. Думалось, что это будет небольшая церковь в городке в Эрдели, а не огромный собор, чьи крестовые стрельчатые своды поднимались невообразимо высоко и почти скрывались в полумраке, который царил наверху.
Лишь во время ночной рождественской службы вся церковь осветилась множеством свечей, и Илона, стоя вместе со всеми в толпе молящихся, немного повеселела.
После Рождества племянница уже почти смирилась со своей судьбой, так внезапно изменившейся, и теперь охотнее прислушивалась к словам тёти, рассуждавшей о политических делах.
В конце января Илона вместе с ней и с матерью стояла на городской стене, наблюдая, как внизу, на льду замёрзшего Дуная собирается толпа людей. И вдруг вся эта толпа хором закричала:
— Матьяша на трон! Матьяша! Да здравствует король Матьяш!
Это были те самые пятнадцать тысяч воинов, минувшей весной собранные в землях Силадьи и Гуньяди. Когда стало ясно, что воевать не с кем, Михай Силадьи отпустил этих людей по домам, но когда из Праги пришла весть, что венгерский трон нежданно освободился, эти люди получили приказ снова явиться к стенам Буды, и теперь стало ясно, зачем.
— Матьяша в короли! — кричало войско, стоя на льду Дуная, а на крепостной стене уже собралось множество жителей Буды.
Некоторые из зрителей начали вторить войску:
— Правильно! Матьяша на трон! Матьяша! — а войско будто отвечало им:
— Матьяша!
Толпа на стене ещё больше взбудоражилась, зашумела, послышался весёлый одобрительный смех.
— Матьяша! — кричала люди на городской стене.
— Матьяша! — отвечали воины на льду реки.
Раскатистые крики вояк, стоявших посреди замёрзшего Дуная, легко долетали до Верхнего города и в том числе до окон королевского дворца, где как раз заседало Государственное собрание, состоявшее из баронов и более крупных землевладельцев. Они должны были выбрать себе нового короля, а толпа под окнами дворца прямо подсказывала, кого надо выбрать.
— Теперь уже скоро, — сказала тётя Эржебет, задумчиво улыбаясь. — Теперь скоро, — повторила она и направилась в свой дом ждать новостей об исходе заседания, а родственниц пригласила следовать за ней.
Ждать известий пришлось до самого вечера, и чем дольше длилось ожидание, тем больше волновалась тётя, а ведь сама не раз говорила, что всё уже и так решено. Её беспокойство почти не проявлялось. Просто она, сидя в резном кресле возле изразцовой печи, час от часу становилась всё более молчаливой, а когда за окнами уже начало темнеть, и челядь принесла в комнату зажжённые свечи, Эржебет проворчала: