Тьфу.
Себастьян, живо представив себе этакую жизнь и себя, осоловевшего, раздавшегося и с пузом, коие есть явственное свидетельство воистину праведной жизни чиновника обыкновенного, вздрогнул.
Нет уж.
Лучше трупы.
— Скажите, — мысли вернулись на дело. — А это… не может быть обряд?
— Что? — Катарина, собиравшаяся было выйти, замерла.
— Обряд… во имя Хельма там или… погодите. Не спешите обижаться, я в этих вопросах разбираюсь слабо. Да и среди наших вряд ли кто сейчас найдется, кто разбирается. Слишком долго здесь и имя Хельмово поминать не стоило.
Он оправдывался?
Оправдывался. И чувствовал себя при том найпоганейше.
Катарина скрестила руки на груди. И как это мысль, в общем-то здравая, не пришла в голову раньше? Логична же… тем и пугает.
— Я знаю, что ему приносят в жертву людей. Что, чем мучительнее смерть, тем больше он получает. А девочки умирали очень тяжело… и понятно тогда, почему убивали у вас. У нас такой выброс ведьмаки почуяли бы…
— Жертва ведь должна быть чиста? Не в смысле, что девственна… но ведь подходит, верно?
— Нет, — сказала Катарина, но Себастьян ей не поверил.
…а она сразу поняла, что не верит. И это было странно, потому что прежде за собой Катарина не замечала особой проницательности. Скорее уж наоборот, она привыкла людям доверять.
— Не здесь, — попросила она. — Я расскажу вам, почему это… не то, что вы думаете, но не здесь, ладно?
…темно.
…и снега нет, а все одно темно, несмотря на фонари. Ночь, будто нарисованная. Лиловая. И синяя. И черная краски. Смешали и плеснули на небо. Потом наспех мазнули желтою и алой, навесив ожерелье фонарей.
Под фонарем и остановились.
Князь вышел и, обойдя машину, дверцу открыл, руку подал разлюбезнейше, только от этого стало еще горше.
…ей велено…
…она не представляет, как исполнить, что велено.
— К слову, вы не желаете отужинать? — князь огляделся и поманил за собой. — К Белялинским лучше наведаться попозже. Когда люди не ждут визита, они так радуются гостям, что порой говорят больше обычного.
— Вы на это надеетесь?
— Не слишком. Но попробовать стоит, — он вел Катарину мимо витрин.
Шляпки.
Платья.
Ленты… тетушке купить бы в подарок, она обрадовалась бы, не столько самим лентам — такие штуки она полагала сущим баловством, сколько тому, что Катарина о ней вспомнила.
Быть может.
А может, приняв подарок, сухо бы кивнула и спрятала треклятые ленты в буфете, где складывала всякие, по ее мнению, не слишком нужные вещи, выбросить которые, однако, ей не позволяла жадность. Она бы налила чаю, настоенного на двух чаинках, и белого хлеба нарезала бы. Масла… масло было только для гостей, как и сахар…