В то мое пребывание в Борзовке много было всего. О многом уже написано. Тут и наши переживания в связи с чешскими событиями, и приемы гостей, и поиски места для храма Троицы. Ну и, конечно же, обычные дачные дела. Я писала в Рязань:
"Дорогая мамочка! Дорогие тети!
У нас все хорошо. Погода чудесная, Рябины черноплодной тьма! Перемалываю ее с сахаром. И хозяйничаю, и отдыхаю. Множество цветов радует глаз. Из черноплодки все время варю компот - вкусно! (...) Всех целуем.
Наташа"1.
Как началось то мое пребывание в Борзовке с чрезвычайного происшествия, так и кончилось тоже чрезвычайным происшествием.
1 Решетовская Н. - Решетовской М. К., 25.08.68.
7 сентября, накануне моего отъезда в Рязань, Александр Исаевич решил немного заняться машиной. Даже прервал для этого среди дня свою обычную работу. ("Круг-96" к тому времени еще не был закончен). Как всегда, когда возился с машиной, он надел свои старые брюки, старую-престарую спецовку и такую же фуражку. Он был в гараже, а я - с ним рядом, когда заметили направляющихся к нам двух молодых людей. Я вышла навстречу.
- Нам бы Александра Исаевича...
- Кто вы? Мнутся.
- Откуда вы узнали этот адрес? (Твардовский мог бы им позавидовать!)
- От общих знакомых.
Александр Исаевич как был в своей невообразимой одежде и с грязными руками, так и вышел. Один представился: Виктор Луи. Стал говорить. Претензии к Солженицыну смешивались с комплиментами. Солженицын "смешал его с дерьмом"! Иные (например, Евтушенко) бросают ему обвинения: "Ты распял Солженицына. Как тебе не стыдно!" (Это - после письма Солженицына в Союз писателей, последовавшего за телеграммой из "Граней".) А западная пресса (при этом Луи вытащил из портфеля и разложил на багажнике машины множество иностранных газет) указывает на него как на продающего рукописи Солженицына. Луи опасается за свою карьеру журналиста. Он в прошлом - тоже зэк.
Даже последнее обстоятельство на этот раз не смягчило мужа. Крайне нелюбезно он разъясняет Луи, что ничего сделать не может. Пусть обратится в "Новый мир" и в Союз писателей.
Тогда Луи все же спросил:
- Разрешите дать репортаж о встрече с вами?
- Нет.
- Разрешите вас сфотографировать?
- Нет.
А Луи хотел было даже, чтоб второй тип (высокий, черный, в черных очках, с сумкой на длинной ручке) сфотографировал их вместе.
Слушая жалобы Луи на его положение, в которое он попал из-за письма Солженицына, Александр Исаевич сравнил положение их двоих: один - вполне благополучный, другой - неблагополучный, который тонет, который готов к смерти. В конце концов он все же чуть-чуть сдался и продиктовал примерно следующее: "Солженицын не утверждал, что Виктор Луи продал на Запад его произведения. Он только спрашивал "Литературную газету" и Союз писателей об этом". И еще раз предложил обратиться в "Новый мир" и Союз писателей.