Об Афгане они очень любили повспоминать с моей прежней напарницей. Это было время их молодости, и это было удивительное место, красивое и опасное. Направляясь туда, они еще ничего не боялись, так как не знали, что такое «переносные зенитно-ракетные комплексы». Жизнь казалась им полной веселых приключений и военной романтики, пока не начали гибнуть первые из их выпуска. Сгорая, яркими факелами они падали в скалистые пасти, с тоскливым предсмертным воем разбитых лопастей, которому вторило доносящееся снизу полное ликования и злобного восторга: Аллах акбар!
И вот сейчас, на этой земле, все удивительным образом повторялось, напоминая им время юности. Но только опыт прожитой жизни говорил об одном — что, скорее всего, эта земля станет последним пристанищем уже для их обгоревших останков. И будут они гнить, разъедаемые ржой, где-нибудь у подножия гор, а местное население будет смачно плевать в их сторону и с довольными ухмылками ругаться на непонятном гаркающем языке. Все это может легко ждать и нас, но мы стараемся не поддаваться этим настроениям и оптимистично смотреть в будущее. Хотя, конечно, какое оптимистичное будущее может быть у боевого вертолета. Стать живым экспонатом в музее — это судьба для избранных единиц.
Но Миле рано думать на эту тему. В жилах ее течет еще горячая кровь из смеси горючки, масла и электрического тока, а в мечтах воздушные бои, устаревшая классика, но такая притягательная.
Уже глубокая ночь. Утром у нас предстоит первая слетка. Миля волнуется, не может уснуть и все время тормошит меня новыми вопросами. «Миги» и «сушки» ухмыляются, тихонечко ворчат, но не выдерживают напора юной мысли и начинают учить ее уму-разуму и рассказывать истории из своего опыта. Миля слушает, затаив дыхание, внемля каждому слову.
Я благодарна им за эту передышку, и сон быстро окутывает меня своими липкими сетями, втаскивая в уже другую реальность, где я оказываюсь в окружении высоких острых скал. Я лечу в ущелье и вначале получаю необыкновенное удовольствие от вида серых глыб, уходящих в небо, местами покрытых редкой, чахлой растительностью. Легкий ветер гуляет в этом каменном мешке, скидывая с высот мелкие острые камешки, которые с легким шуршанием осыпаются по склонам. Во всей этой суровости есть что-то притягательное и прекрасное — это Афганистан. Я никогда не была там, но впитала в себя рассказы, прочувствовала ту жизнь, как будто наяву видела те горы, извилистые серпантины дорог, белесые выцветшие аулы, грязные бурные горные реки и даже названия Кабул, Баграм, Шинданд и Кандагар были родными, щемящими душу. Не буду скрывать, я завидовала этим матерым, запыленным, уставшим вертолетам и очень жалела, что слишком молода и та война прошла без меня. И вот теперь я здесь. Восторг и адреналин накатывают на меня волнами, пробегаясь по обшивке. И вдруг к чувству безграничной радости примешивается еще одно, горькое и едкое, со вкусом пороховой гари. Приходит осознание опасности, и ощущение это такое неожиданное и острое, что двигатель на секунду захлебывается, и я проваливаюсь на воздушных потоках. Стараюсь взять себя в руки, успокоиться, но ощущение надвигающейся беды не проходит, вкус горечи усиливается, а я судорожно пытаюсь определить источник.