Знаешь ведь, брат, каково в солнцепек на поле открытом —
Жаркого пота ручьи по спине натруженной льются.
Тут и проклятое брюхо тебе докучать начинает —
Нужно, кажись, каждодневно и в брюхо что-нибудь сунуть.
Чем же бедняк-горемыка насытится, чем прохладится,
Если в его узелке лишь корки да сыр пересохший?
Сядет, вконец изможденный, сгрызет он черствые крохи.
После почувствует жажду несносную, только опять же
Нечем ее залить, ведь браги никто не предложит!
Вот и пускается с горя он к первой попавшейся луже,
Лежа ничком, задыхаясь, глотает гнусное пойло,
Где шевелятся жуки, головастиков уйма шныряет,
Тут же вдобавок и Диксас колотит палкой беднягу.
Взволновался и сам Акелайтис, нахмурился, помрачнел, лоб избороздили морщины.
Но тут Микутис и Ионукас Бразис притащили ведро с березовым соком. Девушки вынесли кувшин и несколько кружек. Бальсис наполнил кувшин, поставил на стол и попросил Акелайтиса, Стяпаса и соседей отведать вешний дар. Все смаковали пахучую, холодную, сладкую жидкость. Хозяйка с девушками принесли из хаты сыр, масло, яйца, хлеб и пригласили всех закусить — было время полдника.
Крестьяне расхрабрились, пошли разговоры про то, что всех заботило: про царский манифест, про обещанную землю и волю, про то, как Скродский заставляет работать больше прежнего, а они, шиленцы, решили не повиноваться пану. Даубарас, Янкаускас и другие старики упорно доказывали, что паны спрятали подлинную царскую грамоту, а огласили другую, желая подольше удержать людей под ярмом. Но скоро-де царь об этом разузнает, накажет панов, а людям отдаст землю, которую они до сих пор обрабатывали. Напрасно убеждали Акелайтис и Стяпас — нет никакой другой царской грамоты. Старики недоверчиво качали головами.
Акелайтис даже раскраснелся от споров и еще более пылко заговорил:
— Величайший наш враг — это царь. Российские императоры, столковавшись с Пруссией и Австрией, растерзали польско-литовское королевство, лишили нас вольности, преследуют нашу веру и язык. Но долго так не может продолжаться. Нужно восстать. Поляки уже готовятся. Восстанем и мы. Франция и Англия нам помогут. Снова обретем свободу в польско-литовском государстве!
Но старики опять недоверчиво затрясли головами, Даубарас, доставая трубку и табак, возразил панычу:
— Кто его знает, барин, какая уж там свобода… Наши деды, помню, нам еще сказывали, как в том вольном панском королевстве барщину исполняли, а паны их розгами лупцевали.
Напрасно уверял Акелайтис, что теперь пойдет по-иному. Крестьяне стояли на своем: коли уж государство и власть будут панские, так нечего от них и ждать.