— Ты к политруку сходи, — посоветовал повар Чубаров.
— А зачем ему ходить к политруку? — вмешался Бражников.
На заставу Бражников прибыл недавно из госпиталя и имел медаль "За отвагу", полученную в боях за Халхин-Гол. Несмотря на короткий срок пребывания на заставе, он был назначен командиром отделения и всей своей степенностью бывалого сибиряка, разумностью суждений и строгой дисциплинированностью быстро завоевал всеобщее уважение.
— К политруку ходить нечего и не положено это по уставу. Раз начальник заставы принял решение, значит, он нашел нужным его принять. Товарищ Сорока комсомолец, так мы обсудим его поступок на комсомольском собрании и тоже примем решение. Пригласим начальника заставы, и он нам как член партии выскажет свои соображения и объяснит, почему решил так, а нам всем полезно будет послушать и каждому подумать, как лучше нести службу.
Слова Бражникова произвели на Сороку угнетающее впечатление. Он только сейчас почувствовал, что приказ начальника — одно, а обсуждение его проступка на комсомольском собрании — совсем другое. По существу, это будет товарищеский суд.
Целый день Сорока ходил как в воду опущенный, не зная, куда девать оставшееся до собрания время. Его неудержимо тянуло сходить к политруку, поговорить по душам. Несколько раз Сорока подходил к квартире Шарипова, смущенно поглядывал на дверь, но каждый раз уходил обратно. При последней попытке он неожиданно столкнулся с Клавдией Федоровной почти у самого крыльца и в замешательстве спросил:
— Дома товарищ Шарипов?
— Дома. Заходите, — доброжелательно и просто ответила Клавдия Федоровна.
Отступать теперь было уже неудобно. Сорока вошел. Шарипов в одной майке стоял посреди комнаты и, держа в руках гимнастерку, говорил:
— Тут, Оленька, пуговица держится на одной ниточке, надо ее перешить. Принеси-ка мне иголочку с ниткой, и мы сейчас прикрепим ее.
— Папа, отдай мне свою гимнастерку, я сама пришью пуговичку, сказала Оля.
— Ты, Оленька, не сумеешь.
— Нет, сумею. Я своей кукле Маше сама платье сшила. Дай, папочка, я пришью. Ну, дай! Вот посмотришь, как я крепко пришью.
Сорока, поздоровавшись, сказал:
— Очень извиняюсь, товарищ политрук. Мне нужно с вами поговорить по личному вопросу.
— Говорите, товарищ Сорока. Я слушаю. — Шарипова не удивило появление бойца. О решении Усова он знал и ждал, что Сорока сам заговорит о своем деле при первом удобном случае.
— Мне бы наедине хотелось с вами поговорить, товарищ политрук, смущенно проговорил Сорока.
— Можно и наедине… Выйдем!
Шарипов отдал дочери гимнастерку и вместе с Сорокой вышел во двор.