— Подберите мне яблок покрасивее, уважаемый!
— У меня все как на подбор, а уж для такой покупательницы не пожалею.
— Спасибо, спасибо, господин хозяин!
Такой разговор — не Мортина болтовня. Давно не обращались так к Балюлису — господин хозяин, — как маслом помазали. И он пустился рассказывать о своем саде — полсотни плодовых деревьев, кустов не счесть! — и, выбирая самые крупные яблоки, укладывал их на весы по одному, словно яйца.
— У такого умельца садовода и покупать приятно! — нахваливала покупательница с высокой, гладкой, как шлем, прической, и Лауринас вовсю старался угодить важной даме. В ранней юности встречал такую, не по-господски вырядившуюся прислугу, не дамочку — даму! — и вот снова… Та — жена командира уланов, госпожа полковница — прибывала на плац в открытом автомобильчике, эту ждала коричневая «Волга». Вкусно запахло, словно кто-то принес и поставил — не для продажи, для украшения — крупный цветок не наших мест. От волны духов у Балюлиса закружилась голова. Хотел выдать красавице даже комплимент, не осмелился, опустил глаза и увидел шныряющего у ее ног песика. Хорошо еще, что не крикнул: «А ну, пошел прочь!» — как вертелось на языке, потому что этого щенка, не похожего на приличную собаку, держала на поводке сама дама.
— Ваш? — не утерпел Лауринас. — Ваш кобелек?
— Это вы про собаку? — Покупательница придирчиво ощупывала яблоки, одно, с пятнышком, вернула обратно.
— Красивая, очень красивая собачка! — более горячо, чем намеревался, похвалил Балюлис, исправляя ошибку. Вместо забракованного дамой выбрал два больших, восковых. Цветастая сумка удовлетворенно захлопнулась. Щелкнула зубами и собака. Балюлис смекнул, что лохмач не из простых.
— Нравится? — спросила женщина звонким, не переоценивающим похвал голосом.
— Эта? — Балюлис мгновение поколебался, потому что собака зло заворчала на его выставленный палец. Кабы не намордник, то, гляди, и цапнула бы. — Нравится, еще бы!
— Приятно, когда хорошо отзываются о настоящей породистой собаке, но я, простите, не убеждена, что вы говорите серьезно. Не обижайтесь на мою откровенность, господин хозяин!
Женщина гордо выгнула шею, но ни один волосок шлема не дрогнул, зазвенели только низко свисающие серебряные серьги, и снова что-то — уж не радостное ли предвкушение перемен? — пронзило Лауринаса. Всю жизнь смущали его женщины, волновали их хитроумные приманки. Вот и Маков цвет поначалу не чем иным его привлекла — опущенной на глаза сеточкой с черными мушками… До того увидел он ее с открытым лицом и преспокойно прошел мимо. Что красивая, спору нет, однако бархатные, ласково улыбающиеся глаза невелики, а ноздри даже нагловато вывернуты. Не одна такая болтается по городку в праздничный день. Но вот — хлоп! — опустилась на лицо сеточка, и не только лицо — вся стать ее изменилась, женщина превратилась в тайну, сделалась соблазном и, не сходя с места, воспарила, а вместе с ней и толпа зевак, и городские крыши, и вся голубая необъятная пустыня над ними.