А еще — у него были потухшие, мертвые глаза человека, которому все равно. Как у человека, который уже готов сделать сэппуку, но все никак не решается воткнуть в живот обмотанное тряпкой лезвие меча. Один шаг до смерти, один шаг до безвременья.
Теперь это был другой человек, совсем другой. Прошло всего три года, и вот — перед ним волк. Не просто волк, а вожак стаи — сильный, безжалостный. И очень осторожный. Вон как осмотрел все столики, всех посетителей — совершенно автоматически, коснувшись лишь мимолетным взглядом, но так, что становилось ясно — увидел все, что хотел и запомнил навсегда.
Да, память у него стала феноменальная. Побочное действие «мутантара» — оно бывает всяким. Непредсказуемо. В случае Самурая — все изменения в тему. Сила возросла настолько, что это даже трудно представить. Последнее, что видел Сазонов из фокусов Самурая, это то, как тот без всякого напряга скручивал в трубочку пятидесятирублевую монету. Брал, и как пластилиновую, либо бумажную — рраз! И в трубочку!
А скорость движения? Он муху выхватывает их воздуха. Просто — оп! И она в руке. Говорит, что при желании может ускорить свое восприятие так, что муха кажется повисшей в воздухе. Только вот после этого фокуса болит голова и трясутся руки. Потому Сазонов запретил ему заниматься такими опасными вещами без особой нужды. Одно дело, если ты спасаешь свою жизнь — тогда все средства хороши — и другое, когда ты насилуешь организм просто ради развлечения. Это неправильно. И расточительно. Организм, ускорившийся до скорости, недоступной обычному человеку, сгорает соответственно этой самой скорости — в разы сокращая время оставшейся ему жизни.
Жалел ли Сазонов, что сделал из страдающего, с глазами раненого зайца паренька вот это чудовище, зверя, способного растерзать любого, кто встанет на его пути?
Нет, не жалел. Во-первых, он сделал это ради благой цели. Ради которой и сам не пожалел бы своей жизни. И не пожалел. Мог бы сейчас спокойно доживать отпущенный ему жизнью срок, и не заботиться о том, что Родина все больше утопает в болоте коррупции и предательства. Но не захотел. Он офицер. Кадровый офицер, отдавший служению Родине десятки лет своей жизни, положивший саму свою жизнь на алтарь своей страны. И раз он не жалел и не жалеет себя самого — значит, имеет моральное право не жалеть и других — ради светлой, правильной цели.
Ко всему прочему, этот парень все равно бы скоро умер. Не покончил бы с собой, так просто спился, и закончил свои дни где-нибудь в канаве, бомжом, забитый до смерти толпой пьяных подростков. Или сожженный тяжелой простудой, после очередного пьяного беспамятства, покрытый грязью и вшами. Не он первый, не он последний. Так уж лучше прожить короткую, но яркую жизнь, помочь Родине, чем вот так — пьянство и болезни, позор и безнадега.