Он рывком распахнул двери, в два шага пересек маленькую веранду, чуть было не запутался в плотных шторах и встретился с глазами жены. Были они какие-то бесшабашные и перепуганные одновременно. Барбикен замялся:
— Ну, как он, Лена?
— Без сознания.
— Слушай, давай его во флигель перенесем.
— Холодно там.
— Лучше немного померзнуть, чем умереть окончательно.
— Андрюша…
— Давай перенесем. Я протоплю быстренько. Вдруг кто-то нагрянет: мы отобьемся, а вот ему…
В конце переулка довольно громко раздались невнятные крики.
— Вот видишь. Народу сегодня гуляет!.. — неуверенно улыбнулся Эндрю.
Крики сменились довольно громкими звуками выстрелов. Лена вздрогнула. Лицо Барбикена окаменело. Снова стукнула калитка. Топко гавкнул один раз и замолк. В двери, чуть не оборвав шторы, ввалился раскрасневшийся Шаргей.
— Синежупанники! — воскликнул он с порога. — Сюда идут. Кто-то видал, как я затягивал раненого в дом.
— А Трясило?
— Отстреливается. Совсем ошалел человек. То ли спьяну, то ли…
Барбикену хотелось верить, что «то ли». Но времени на изъявление чувств не оставалось. Он накинул портупею с болтающимся на ней маузером — подарком кронштадстких матросов — и сурово приказал:
— Лена! Одень раненного. Александр, на заднем дворе — конь Трясила. Подготовь. Берите Лену, Панаса этого и ждите меня там. Я сейчас.
— Андрей!.. — кинулась было Елена к мужу, но была остановлена коротким жестким взглядом.
— Быстрей, френдс, — и Барбикен исчез за дверями.
Морозный воздух обжег разгоряченные легкие. Снег под ногой хрустнул, как переломанная кость. Эндрю осторожно выглянул за калитку. В конце переулка, на сугробе обочины, чернело продолговатое пятно. Вот оно шевельнулось и выстрел, навылет, пронзил пространство, скрипящее под ногами Барбикена. Или наоборот? Оно перемалывало его? Эндрю, пригибаясь и не ощущая холода рукоятки маузера, подбежал к Трясиле, залегшему у забора крайнего дома, и бухнулся рядом.
— Что там? — выдохнул почти беззвучно.
Дядька Василь повернул к нему пьяные — не поймешь от чего — глаза.
— Вот, чертовы дети, не хотят со мной по-хорошему! Я им говорю: нельзя компанию нарушать. Только самый разгар пошел. А они…
— Трясило, — раздалось из-за забора, — ты что, со всем очумел от горилки? Нам Панаса взять надо, а до тебя никакого дела нет.
— Как так нет? Заберете вы доброго человека, а с кем я чаркуваться стану?
— Да какой он тебе добрый, краснопузый этот? Или у тебя не только нос, а и все остальное перекрасилось? Так у нас другие цвета найдутся.
— Дурак ты, ваше благородие. Такого цвета, чтоб кровь людскую перекрасить, не выдумано еще.