— Ч-черт… — выдохнул Тресилов, внезапно тоскливо осознав, что булыжники могут быть оружием не только пролетариата, но и потерпевших аварию космонавтов.
Вдалеке, почти на гребне склона, ограничивающего их горизонт, Руслана замедленно повернулась к нему и тоже замерла, чуть мерцая светофильтром скафандра.
— П-понимаешь, командир, — заикаясь, начала она, но Тресилов прервал ее.
— Сам вижу. Вот ведь невезуха!
— Что там такое? — это уже Наруддинов.
— Не везет нам сегодня, Серега. План твой не работает: крупных камней в пределах видимости не наблюдается.
— А не в пределах? — после тяжелой паузы спросил Наруддинов.
— Не в пределах?.. Руслана, поднимись повыше — тебе уже немного осталось — что там, за кратером?
Барбикен молча развернулась и побрела дальше. Только в наушниках запыхтело.
— Знаешь, Олег, ты как хочешь, — всколыхнул эфир пасмурный голос Наруддинова, — а я все-таки свяжусь с «Роскосмосом». Может, посоветуют что-нибудь…
— Прекратить! — откровенно истерически заорал Тресилов. — Прекратить, мать твою! Кто здесь командир? Кто здесь командир, спрашиваю? Кто решения принимает? Кто отвечает за все?
— Отвечать некому скоро будет…
— Не каркай! Выберемся! — Тресилов притронулся к карману скафандра со, спрятанной в нем, коробочкой. Этот жест, казалось, придал ему сил, потому что продолжил он более спокойно. — Выберемся, Серега, поверь. Выберемся. Еще не вечер. Только всем — слушаться меня. Приказы выполнять беспрекословно. Приказ тебе — ни с кем больше не связываться. Сидеть тихо, думать и ждать. Приказ Барбикен… Эй, Руслана Андреевна, ты чего притихла?
— Командир, — прошелестел в наушниках подчеркнуто спокойный голос Барбикен, — командир, ты не мог бы подойти ко мне?
Орбитальный модуль скрылся за горизонтом. За горизонтом кратера Тресилову ничего видно не было. Но по тону Русланы он почему-то сразу понял, что лунные неожиданности еще не окончились. И потому молча, не отвечая ей, побрел по склону, по дороге обойдя на приличном расстоянии мертвую «крысу». Леденящая тревога снова больно сдавила грудь.
По мере того, как Олег, поднимался по пологому откосу, переходящему в такую же террасу, черное и мутное от взвешенной пыли, небо опускалось все ниже и ниже, открывая, еле различимый в лучах солнечной короны, рисунок созвездий. Однако, чем больше появлялось в ее нижнем истонченном крае мертвых, не пульсирующих по земному, звезд, тем больше жгучее ощущение какой-то неправильности овладевало командиром «Тайги». Впрочем, наверное, только потому, что нервы его были напряжены до предела, Тресилов и осознал это. При другой ситуации он ничего бы не заметил. А так… Что же все-таки его смущало?