— Еще разок, милая. По Его воле, по Его слову, — прошептал путник, и неожиданно развернувшись слитным, каким-то змеиным движением подтянул приклад к плечу. Громоздкая, неуклюжая коробка прицельного устройства чуть слышно зажужжала, синхронизируясь с оружием, и приветливо моргнула зеленым индикатором. Мир привычно скакнул перед глазами, приблизился, стал ярче, четче, острее. Чуть заметное, еле слышное и ощущаемое, чувствующееся лишь размытым намеком, стало ясным, как дневной свет. Бесконечным, как круговорот звездного купола. Неотвратимым, словно само время...
По дороге ехал грузовик. Поднимая огромные столбы пыли тяжелый автомобиль, в равной степени покрытый пылью и ржавчиной, тяжело переваливался по надолбам изрядно запущенной, разбитой в хлам, уже начавшей кое-где зарастать травой, старой довоенной трассы. Его наполовину сорванный с креплений брезентовый тент, с грубо намалеванной на боку заляпанной потеками жирной дорожной грязи волчьей морды, трепетал на ветру, словно знамя давно забытой армии. Громыхающее броневыми листами, скрипящее рессорами, казалось, вышедшее из страшных сказок про Черные годы [11] чудище перло по тракту, чадя разболтанным двигателем и подминая под себя кустарник обочин слишком тесной для него дороги. Мужчина еле заметно повел плечом, и перекрестье прицела послушно сместилось в сторону кабины. Две женщины. Одна в глубине — худая, болезненно бледная — держит в руках длинный блестящий тесак, улыбается и что-то быстро говорит второй. Красивая улыбка. Острая, как грани хрустального осколка, хищная, предвкушающая. Она напоминала о сулящем прохладу и облегчение путникам роднике. Вот только жаль, что чистая с виду вода уже давно была отравлена медленным ядом. Вторая, сидящая за рулем, полная противоположность первой. Высокая, крепкая; чуть поблескивает на солнце свежеобритый, покрытый многочисленными татуировками её череп; пронзительный взгляд, угрюмое выражение лица. Она больше напоминала камень, до поры лежащий на вершине горы валун, безобидный с виду, но на самом деле, готовый в любую минуту сорваться и дать начало всесокрушающей лавине.
Мужчина кивнул. Он не ошибся. Он никогда не ошибается. Его слово крепче костей гор. Ярче солнца. И опасней вошедшей прямо в сердце стали. Палец стрелка медленно соскользнул на кнопку электроспуска. Отполированный тысячами прикосновений углепластик слегка обжег кожу неестественной для этого больного, умирающего мира теплотой и гладкостью, и стрелок замер, словно пронзенный молнией, чутко прислушиваясь к медленно разгорающейся в груди, тянущей, нестерпимо сладкой боли. Он ждал. Встроенный дальномер услужливо подсказывал, что до цели почти одиннадцать километров, что влажность воздуха тридцать два процента, а сам снайпер находится на высоте восьмисот тридцати одного метра над уровнем моря. Умный прибор прилежно выводил поправки и коэффициенты, подсказывал стрелку наиболее уязвимые точки предположительно вражеской техники, настаивал на оптимальной дистанции выстрела для уверенного поражения цели, но, на самом деле, это было неважно. Путешественник уже давно не пользовался подсказками полуразумной машины. Они были ему просто не нужны. Ведь, с ним было Его слово. Склонив голову набок, мужчина прикрыл глаза, и сдвинув ствол на несколько градусов, нежно придавил кнопку.