— Вот-вот, они тут на памятник пионерам-героям напали, какие-то провода у них в руках, наркотики… А мы, товарищ дежурный, просто граждане, рядом проходили… Вы приезжайте скорей, а то они тут такого натворят!
Молчаливого как прорвало. Он заорал сквозь кашель, начал материться и плакать.
— Капрал, не сочти за труд, сними со своего подопечного вторую портянку, загерметизируй и моего оратора. Вот так, хорошо… Чувствую, что в ночном парке наступила заметная тишина. Как сказал бы поэт, стало слышно соловьев.
Глеб улыбнулся.
— Минут семь — десять есть в нашем распоряжении. Нужно убедиться, что охрана правопорядка на сигнал бдительных граждан отреагировала, а то оставлять эти тушки до утренней смены на прохладной земле рискованно.
Он наклонился к мальчишке:
— Ты, конечно, можешь хранить молчание… Понял, извини, начну по-другому. Чего ж ты, болезный, дяденек-то обижать вздумал? Угрожаешь, кричишь на взрослых, как обезьяна: «Вау-у!» Ты по-русски ругаться хоть можешь? Кивни головкой-то, богатырь хренов. Сопли до колен, ботинки свои клоунские еле таскаешь. И куришь много, я этого вообще не одобряю.
— Виталик, а ты заметил, какой нынче хулиган-то упитанный пошел! Раньше, в наши времена, шпана мелкая да костлявая в бедных районах-то проживала. Жирному и подраться неудобно с ними было.
Виталик жадно курил. Очищая прутиком грязь с пиджака, Глеб продолжал беседовать со своим сиденьем:
— Папанька-то твой, небось, окорочками мелким оптом торгует? Или польскими колготками? А ты сам, наверно, числишься среди своих знакомых как патриот земли русской, в свободное от школы время черных штукатуров по улицам, небось, всей компанией гоняете? Правильно, угадал. А знаешь ты хоть, чем мировые народы в главном-то друг от друга отличаются? Думаешь, рельефом земли, на которой они проживают? Или, может, бананами или осьминогами, которые они у себя там, в разных странах, за завтраком лопают, а? Может, косоглазостью или цветом кожи? Не знаешь? То-то же…
Языки у них разные, кретин, вот главное различие! Вот за что веками умные народы сражались — за свой язык! А ты даже одно русское слово на заборе правильно написать не можешь, как тот самый чурка!.. Чем ты тогда от узбека-то своего ненавистного отличаешься, а, патриот?
Сидеть было удобно.
Поплакав, молчаливый попробовал было вывернуться из-под Глеба и стряхнуть его на холодную ночную землю, но, коротко получив еще раз по загривку, опять тихонько захныкал.
— Вот, Виталик, довелось мне тут недавно услыхать, как один негритенок-студент на университетском юбилее стихи Пушкина по-русски читал — аж дух от восхищения захватывало! А когда вот такие, свои, рязанские морды, пытаются прилюдно про Ницше чего-то для них самих непонятное орать — блевать хочется.