На всей центральной уличной протяженности магазинные владельцы были одинаковы, как пупсики. Правда, ноги некоторых из них украшали ботинки еще прошлого сезона — светлой кожи с огромными загнутыми носами, как в восточных сказках. Видно было, что во всех их семьях накануне теплого времени года произошел примерно такой, одинаковый для всех бережливых семей, разговор: «А че, полуботиночки-то ноские, сезон еще походят, в прошлом-то годе все знакомые от таких ботинок-то пищали, завидовали».
Асфальт на неширокой проезжей части тоже был хорош. Не бросало. Гладкая тротуарная плитка перед магазинами и ларьками, принадлежащих «льняным мальчуганам», иногда внезапно обрывалась классическими лужами перед Домом быта, муниципальной часовой мастерской и у некрашеных щелястых дверей Совета ветеранов Партизанского льнозавода. На некоторых свежих фасадах чернели корявые аэрозольные надписи: «Федор ушел на фронт. Май 2005 года», «Костяна проводили в армию. 14.09.2006», «Пыжу унесли в военкомат…»
Как-то странно уменьшился за эти годы непререкаемо доминантный прежде памятник вождю Ленину. Он казался сейчас незначительным и даже несколько смущенным своим соседством с гигантской рекламой какого-то суперпитательного майонеза… В робкой листвяной зелени другого скверика, справа по ходу, неожиданно выскочил на солнце, блистая шикарной купеческой бородой, чей-то незнакомый бронзовый бюст. Два года назад его вроде, здесь не было…
Автобус «с братвой» на борту был хоть и старенький, потрепанный, но все равно иностранный. Даже значительная пассажирская толпа внутри него нисколько не мешала атмосфере быть пока по-утреннему хорошей и прохладной. Крупные электронные часы над перегородкой водителя мелькали зелеными полосками. Технические цифры неуклонно менялись, напоминая далекие царские времена: 17.01, 17.14, 17.21.
«Как петровскую историю отмеряет гансовский будильник…»
Барсетки, льняные костюмы, типовые пацанские разговоры на солнечном уличном припеке незаметно закончились. Автобус повернул к поселку.
— Дядя Глеб, я устала.
Эмма с мольбой смотрела на него снизу, ее крохотная потная ладошечка уже выскальзывала из его жесткой руки.
Еще раз капитан Глеб внимательно и тщательно осмотрел салон. Народу стало поменьше, в проходе стояли только они с Эммой и прочная толстая тетка. Все сидящие или мирно дремали, или пристально смотрели в окна. Некоторые мужики, встречая его недвусмысленный взгляд, начинали одинаково лениво зевать и быстро отворачиваться.
— Вот что, Эмка, потерпи одну минутку. Потерпишь? Ни во что не вмешивайся. Мы с тобой сейчас немного поиграем. Просто поиграем с некоторыми неучтивыми дядями. Не пугайся и не смущайся, ведь наше дело правое, да?