Насадка шлифует контуры обломка, я весь как пружина, боль бьет током, на языке вкус собственной кости, инжектор то брызгает водой, то отсасывает крошки кости, что-то попадает в горло, что-то под язык. И так без конца – насадка шлифует, инжектор брызгает воду, отсасывает крошки, боль бьет током, я весь как пружина. Сижу, сжимаю теннисные мячи, а сердце бьется ровно и сильно, словно решило под этой пыткой доказать свою благонадежность. Бормашину выключают, я расслабляюсь и делаю глубокий вдох. Рядом негромко переговариваются, перекладывают инструменты.
Я думаю, у тебя тут дупло, Джеймс. Нужно проверить.
Вата во рту умялась, так что я могу говорить довольно внятно.
Так проверяйте.
Будет больно.
Давайте уже.
Я был готов ко всему, но только не к этому. Тонкий острый инструмент тычется в зашлифованный зуб, находит крошечную дырочку и проникает в нее. Электрический разряд в триллион вольт подбрасывает меня, как будто в тело ударила молния, раскаленная добела молния. Или копье в двадцать раз длинней прежнего и еще раскаленное добела. Такой боли я ни разу в жизни не испытывал, такой боли я даже представить себе не мог. Боль заполняет каждый мускул, каждый нерв, каждую клетку тела, они визжат от боли. Я мычу от боли, инструмент вынимают, но боль остается.
Определенно, это дупло. Нужно его запломбировать, а то будет плохо.
Каждый мускул, каждый нерв, каждая клетка визжит.
Джеймс?
Каждый мускул, каждая клетка горит огнем.
Джеймс?
Такой боли я не мог себе представить.
Джеймс?
Я делаю глубокий вдох.
Делайте, что надо. Давайте уже.
Рядом негромко переговариваются, открывают и закрывают шкафы, заменяют инструменты. Включают бормашину. Сижу, жду.
Сверло приближается, вгрызается в зуб, я сжимаю мячи так, что вот-вот пальцы хрустнут к чертям, и начинаю выть. Вою на одной ноте, этот звук затыкает мне уши, и я не должен бы слышать бормашины, но все равно слышу, я концентрируюсь на своем вое, чтобы отвлечься от боли, но не могу. Острая пика. Пика, пика, пика, пика. Бор просверлил дырку вглубь и теперь обтачивает края, чтобы расширить ее. Крошки кости смешиваются с водой, попадают в горло, забиваются под язык. Пика, пика, пика. Дырка становится все больше и больше. Пика пика пика. Сверло это чертово никак не уберется из моего рта. Пика.
Бормашину выключают, боль остается. Продолжаю выть, сжимаю мячи. Доктор Стивенс велит второму врачу и медсестрам действовать быстрее, и они стараются. Заталкивают в дырку какую-то шпаклевку, подравнивают, снова заталкивают и подравнивают. Шпаклевка запечатывает боль в глубине раны, острота боли притупляется, остаются только приглушенные толчки, сердце начинает биться ровней и уверенней, пульсация боли совпадает с ритмом сердца, и я перестаю ее замечать. Я живу с болью столько времени, что не замечаю ее – если она совпадает с ритмом сердца.