Я не умела читать и говорить по-китайски. В Фучжоу продавцы и таксисты, когда я лепетала им всякую чепуху, выпучивали на меня глаза и спрашивали: «Что ты за человек?» Я их не винила. Каждый вечер по дороге в отель я терялась. На прогулках я думала о множестве иммигрантов из Фучжоу, переехавших в Нью-Йорк. В отличие от многих из них, у меня были привилегии — американский паспорт, свобода передвижения.
Когда в 2009 году я начинала писать «Беспокойных», у меня была папка, набитая газетными вырезками об иммигрантках и их детях. Меня завораживало то, как этих женщин представляли в мейнстримных СМИ — то как трагических жертв, то как злобных пришельцев. И меня приводили в ярость коммерческие изоляторы — переданные частным тюремным корпорациям и во многом действующие вне закона, — где содержались сотни тысяч иммигрантов без прописки.
Меня притягивало к историям об одиноких матерях, отцах и детях. Среди них была Сю Пин Цзян, нелегальная иммигрантка из Фучжоу, которую агенты службы иммиграции арестовали в автобусе из Нью-Йорка во Флориду. Когда ее нашла репортер «Нью-Йорк таймс», Цзян удерживали в изоляторе для иммигрантов уже больше года, часто — в одиночной камере. Что меня больше всего поразило — она пыталась привезти в Соединенные Штаты из Канады восьмилетнего сына, но власти забрали его и передали на усыновление канадской семье.
Была Сирила Бальтазар Круз, мексиканская иммигрантка, выписанная из больницы в Миссисипи после родов — но без ребенка. Ребенка назвали брошенным, потому что Круз не выучила английский, и суд передал опеку американской паре. Были Джек и Кэсси Хе, китайские иммигранты, подписавшие документы на патронатное воспитание своей дочери, Анны Мэй, после того как Джека уволили с работы. Но приемные родители Анны, Бейкеры, отказались ее возвращать и хотели удочерить. Судья из Теннеси лишил Хе родительских прав, а юрист Бейкеров заявлял, что Хе не подходят на роль родителей и что Анну ждет лучшая жизнь в Соединенных Штатах: «Какой уровень жизни будет у ребенка в Китае?» Но никто не спросил, какая жизнь будет у ребенка в Соединенных Штатах, в разлуке с семьей.
Прообразом моего персонажа Полли — очень условным — послужила Сю Пин Цзян. Потом я дала ей одиннадцатилетнего сына Деминя; дом в Бронксе; работу в маникюрном салоне. Однажды утром она уходит на работу и больше не возвращается домой. Голос Полли, ее тяготы, ее путь — она заплатила пятьдесят тысяч долларов, чтобы ее тайно провезли в США в ящике, — всё это пришло ко мне в одном озарении. Но, когда я отправлялась в Фучжоу, ее линия уже много месяцев как зашла в тупик. Я так переживала из-за того, что неправильно покажу Китай, что избегала критически важных глав о нем.