— Ладно.
— Какой у тебя любимый предмет в школе?
— Не знаю.
— Тогда какой самый нелюбимый? Все?
— Наверно, математика.
На пустой детской площадке скрипели усталые качели, на которых сидела мама Деминя. Это было в прошлом ноябре, за три месяца до ее ухода. «Скрип-скрип-скрип, — говорили качели, — скрип-скрип-скрип». Деминь наклонялся, упираясь ладонями ей в спину, но никак не мог раскачать ее высоко. Вверх, вниз, поднимаясь мимо него и проносясь вперед, ее куртка — серебряный доллар на фоне серого неба, пока сама она взвизгивала в облаках. «Ха! Ха». Он раскачивал, пока она не сказала: «Хватит. Твоя очередь». Она подняла одну ногу, потом другую, похлопала по провисшей букве U резинового сиденья.
Он сел, болтая ногами. «Готов?» И он взлетал всё выше, качели визжали над рябым асфальтом, шелушащейся ржавыми хлопьями горкой. Внутри бултыхался горячий комок обеда, и вдруг он уже не держался за цепочки, а летел, как кирпич, и перед тем, как врезаться в асфальт, увидел, как кренится земля, заслоняя все, — твердое затмение.
Он очнулся в странной комнате с самой жуткой головной болью в жизни, лежа на койке по соседству с другой, где был старик в памперсах и с капельницей, под потолочными плитками, по которым ползли пятна плесени. Он слышал плач детей и видел белый шум. На знаке на стене было написано «Травмпункт».
Мать листала журнал. Заметив, что он зашевелился, она подскочила, схватила его за руку.
— Очнулся.
— Что случилось?
— Ты соскользнул, малыш. — Она сжала его руку сильнее.
— Правда?
— Я так напугалась. На минуту ты потерял сознание. А казалось, что на целую вечность. Как ты себя чувствуешь? Голодный?
Медсестра говорила о восстановлении, о том, что Деминю нужен покой. Вот белые таблетки, их надо запить водой.
Он посмотрел на опухшее и уставшее лицо матери, коричневую кляксу родимого пятна на шее, и его глаза заполнил яркий режущий свет. Когда он их закрыл, то увидел темные звезды и спросил себя, что он помнит. Может, она слишком сильно толкнула, а может, он прыгнул сам, поддавшись желанию сорваться и полететь. Супергеройские мечты.
Леон говорил, что это несчастный случай. Деминь большой мальчик, а больших мальчиков так просто не поранить. «В следующий раз надо быть осторожней. Мальчишки — непоседы. Тебя ведь не утихомиришь».
Деминь снова проснулся уже в квартире и увидел мать — она сидела на краю его кровати, наблюдала за ним в темноте. «Мама?» В желтоватых тенях уличных фонарей, просачивающихся сквозь шторы, он видел очертания ее носа и подбородка, свалявшиеся и всклокоченные ото сна волосы.