Но не оставляет меня мысль, что, выбирая примеры для этой главы, я могу нанести авторам незаслуженную обиду. Скажем, вот я выбрал роман Михановского. Что ж, у нас хуже романов нет? Наверняка, есть. Не допустил ли я по отношению к незнакомому мне литератору предвзятости? От угрызений совести меня спас выпуск "Роман-газеты". Было до новых времен такое дешевое издание. Главной достопримечательностью "Роман-газеты" был ее /или его/ тираж. В этом сборнике он составлял З 465 000 экземпляров. Таких единовременных тиражей мне больше встречать не приходилось. С негодованием оставив в стороне мысль о коррупции, логично предположить, что для столь массового издания будет отбираться ну уж, во всяком случае, не самое худшее. На фантастику "Роман-газета" обращала внимание редко, но три выпуска в ней все же успели выйти. Об одном из них я умолчу, принимая во внимание преклонный возраст автора, а раскрыв второй, я с удовлетворением - не скрою - увидел, что он открывается "маленькой повестью" того же Михановского "Элы". Значит, в госкомиздатовских кругах, которые составляли и выпускали эти сборники Михановский был расценен выше, чем, например, Стругацкие или Булычев. И "Элы", согласно той же логике, должны быть одной из лучших его вещей. Нет, сила НЛ непобедима. Благодаря некомпетентности издателей или кумовству авторов с ними она подминает под себя хорошую фантастику, потому что "Элы" являют собой образец рафинированного нуль-образца. Однако чтобы вступить в общение с иным разумом не обязательно лететь так далеко, как это пришлось делать людям и элам. Евгений Гуляковский обнаружил его на Земле, о чем сообщается во второй повести того же сборника "Шорох прибоя" /1988 г./. В отличие от Михановского у Гуляковского мысль в повести есть. Она бесспорна и тоже может быть сформулирована в трех словах: океаны загрязнять нехорошо. Не открытие, но ладно: мысль-то правильная. Как же это воплощено в образной форме? Выясняется, что в глубинах океана живут разумные бактерии. Жили они мирно миллионы лет и зашевелились только нынче, когда люди "достали" их своей бесцеремонностью. То ли для установления контакта, то ли для выражения протеста бактерии эти стали создавать псевдолюдей, перевоссоздали, например, утонувшую девушку. Подобный фантастический ход в "Солярисе" Лема исполнен глубокого смысла. Созданная из "ничего" Хари - это олицетворенная больная совесть Криса, ощущающего чувство вины за ее самоубийство. Во Власту же не вложено ровным счетом ничего - непонятно, почему бактерии удостоили именно ее своим вниманием, зачем выкинули обратно на берег, зачем снова позвали в воду, зачем им, бактериям, там, в пучине человеческая душа, какую идейную или художественную функцию вообще несет эта девушка в контексте повести? Никакую. В том-то и особенность разбираемого жанра, что его авторы усердно придумывают иногда невероятные, а чаще заимствованные фокусы ни для чего, это, можно сказать, искусство для искусства.