— Гвен... Гвендолоена, — выдохнул он. Нимуэ скорее прочитала это по губам, чем услышала.
Внутри черное и алое билось о стеклянные стены. Стекло похрустывало, ползло трещинами.
Черное,золотое, алое.
То, к чему у Мирддина был ход, а у нее не было.
Алое,золотое, черное.
Пусть будет мое.
Или пусть перестанет быть.
Это было как голод, только много острее голода, полностью застилавшее обычное зрение.
Там, снаружи, за стеклянными гранями, нельзя было жить, нельзя было дышать, но это было неважно, неважно, неважно.
— Ты как? Как ты? Ты меня слышишь?
Как он может? Как он смеет!
Это нечестно.
Это несправедливо.
Пусть отдаст!
Пусть отдаст обратно!
Черное, золотое, алое.
Алое, золотое, черное.
Пусть будет мое.
Или пусть перестанет быть.
Пусть отдаст.
Или пусть не будет.
Нимуэ разлепила веки.
— Уходи. По... жалуйста.
Она попыталась подтянуться и встать. Ветка обломилась. Дерево закричало.
Не слушая, она попыталась втиснуться внутрь, пройти еще раз тем же путем наружу — но береза была слишком полна березы, в ней не было места еще для Нимуэ. Она попыталась надавить — дерево под рукой хрустнуло. Она с недоумением посмотрела на раскрошившийся в черную пыль корень. Тогда она попыталась вместить дерево в себя — и оно вскрикнуло, кануло внутрь, растворилось и исчезло. Его не стало.
Она потянулась, пытаясь зацепиться хоть за что-то — но все, чего она касалась, распадалось и умирало. С этим ничего нельзя было поделать.
Она этого не хотела.
Тогда пусть не буду я.
Она подтянула ноги к груди и обняла колени.
На краю сознания, отдельным слоем сквозь черно-красную пелену проступала сетка лучей. Лучи держали мир; это было как гравитация, но важнее. Связь? Смысл? Суть? Лучи соединяли бусины света. Некоторые метались. Это было как три точки, пытающиеся вырваться из проходящей через них плоскости.
Одна бусина скользнула ближе; мелькнули карие тюленьи глаза, плеснуло морем. Волна подхватила ее — и все померкло.
Что такое человек?
Человек — тот, кто включает в себя все.
Я не включаю в себя все.
Я не человек.
Нимуэ рывком села, подтянув колени к груди.
Вокруг была незнакомая комната — просторная, светлая и пустая. В ней стояла ватная тишина. Нимуэ ощутила себя стрижом, залетевшим в облако.
Сердце билось где-то у самого горла. Тонко запищал какой-то датчик.
Нимуэ откинула одеяло и подбежала к окну. Гладкая серая стена уходила далеко вниз и там, внизу, несколько узких террас сходили уступами к морю. Море было серое, небо тоже было серое, пасмурное, границы между ними не было, и оттого казалось, что смотришь на внутреннюю поверхность шара.