Она выставила перед собой ладони и мысленно потянулась из них вверх. Совсем чуть-чуть. Тонкий стебель проклюнулся между кожей и ногтевой пластиной и потянулся наружу. Дрогнули листья, разворачиваясь в стороны, навстречу лучам.
Хрупнула ветка.
Нимуэ вздрогнула и обернулась, пряча руки за спину.
Это был Мирддин. Яркое пятно света падало на него сквозь крону, заставляя неловко щуриться — будто он встал в тени, но простоял, не шевелясь, столько, что она успела сместиться.
Нимуэ досадливо прикусила губу. Она бы заметила, что рядом кто-то есть, но слишком увлеклась. Для этого от них и требовали соблюдать человеческий облик — чтобы не уходить целиком во что-то одно.
— Я не хотел тебя напугать, — сказал Мирддин.
— Ничего. — Нимуэ вздохнула — Мне не следовало увлекаться. — Она посмотрела на стебелек мяты, растущий из руки. — А зачем ты здесь?
Мирддин на миг отвел глаза.
— Я... я думал. Я не понимаю, как можно знать... знать то, что мы знаем, и устроить из мировой истории то, что она из себя представляет. Фир болг, дану, люди, ангелы... как можно было знать все это и наворотить такого? Разделение, войны, падение Атлантиды... как это возможно вообще? Кем надо быть, о чем надо думать?
— Не знаю, — сказала Нимуэ.
Ей даже не приходило в голову задаваться таким вопросом.
В кронах пробежал ветер. Прошелестели березы. Росток мяты кивнул листьями. Мирддин протянул руку, чтобы его коснуться и тут же отдернул.
Нимуэ вздохнула. Под ее взглядом веточка мяты мгновенно пожелтела, высохла и рассыпалась трухой.
— А я не понимаю, как можно постоянно быть человеком, — сказала Нимуэ. — Как люди не устают от самих себя?
— А кем ты хочешь быть? — спросил Мирддин.
Нимуэ пожала плечами.
— Травой. Водой. Деревом. Кем угодно. Но нам же запретили менять форму.
У Мирддина блеснули глаза.
— Форму — да...
Он развернулся на пятках и оглядел поляну. Даже по затылку было видно — что-то он затеял. Мирддин уперся в березу тремя пальцами, как при контакте, прикрыл веки и замер. С его лица пропало всякое выражение — видимо, у Мирддина всегда так получалось, когда он переставал за собой следить.
— Ага! — наконец, он вынырнул изнутри наружу. Перемена была разительной — будто включили лампочку, настолько лицо озарялось присутствием изнутри. — Форму можно и не менять, — довольно сообщил он.
— Как? — жадно спросила Нимуэ.
— Можно сделать коридор. Как Энгус делает... только, — он свел брови, будто что-то просчитывая. — Можно тебя...?
Нимуэ непонимающе вскинула глаза. Мирддин чуть замялся.
— Ты же тоже... как дерево.
— А, — она поднялась с травы. — Да.